вдвойне. Она позволяет воспроизвести сразу два портрета: портрет утописта-экстремиста, в котором наряду со многими явно утрированными или привнесенными чертами

есть немало точных штрихов и хорошо взятых оттенков, и портрет самого консерватора — активного и сознательного защитника статус кво; пессимиста, взгляды которого

часто окрашены в религиозные тона; убежденного противника либералов и левых радикалов, в которых он не без

основания видит сторонников и защитников утопии,— не

случайно консерваторами часто становятся разочарованные и очаявшиеся либералы и левые радикалы.

Есть, однако, в этом автопортрете один существенный

изъян: консерватор не видит в себе утописта, каковым он —вопреки всем уверениям, а порою и сознательным стремлениям — является на самом деле. Его сознание, говоря словами Мангейма, «скрывает ряд аспектов действительности», «отворачивается от всего того, что может поколебать его

веру или парализовать желание» либо сохранить «существующий порядок вещей» 47, либо изменить этот порядок

посредством возрождения исчерпавших себя исторических

тенденций, реставрации ушедших в прошлое институтов, отношений и ценностей.

Консерватор (в первую очердь либертарист) — за «естественность», против искусственного «подталкивания»

истории. Но отжившая естественность, предлагаемая обществу в качестве социального идеала, не менее искусственна, чем любой другой, самый фантастический проект.

Когда естественные по своему генезису, но уже изжившие

себя социальные, политичские и экономические структуры

навязываются обществу в качестве средства его спасения, 45 Nash G. Op. cit., p. 48.

46 Ibid.

47 Manheim K. Ideologie und Utopie, S. 36, 37. Характеризуя «утопическое мышление», Мангейм пишет, что оно «отворачивается»

ит того, что может парализовать его желание изменить порядок вещей. Но «мышление» остается утопическим и тогда, когда оно желает — вопреки историческому движению — сохранить

наличный или возвратить прошлый порядок.

229

они тем самым выступают как проявление насилия и

произвола по отношению к действительным тенденциям

общественного развития, а значит, и как проявление социального утопизма. «С одной стороны, консерватизм объявляет социальной утопией и отвергает даже саму возможность вмешательства субъекта в ход социально-историчес-

кого процесса. С другой стропы, он произвольно вводит

прошлое во всем его историческом объеме в настоящее, создавая тем самым особую консервативную утопию» 48.

Более того, при внимательном рассмотрении обнаруживается мнимый характер «прошлого», переносимого консерватором в настоящее, ибо лежащие в основе проповедуемого им социального идеала институты, отношения и ценности ушедших времен в действительности не соответствуют реальному прошлому. Либертарист, идеализирующий

капитализм laissez faire, вовсе не такой последовательный

наследник классической либеральной традиции, каким он

склонен себя видеть или каким он хотел бы, чтобы его видели другие. Как агент новых общественных отношений, он

в сущности хотел бы не просто «вернуть» прошлое или законсервировать какие-то элементы настоящего. Он хотел

бы перенести «прошлое» в современное общество в трансформированном виде, взять из рыночного социального идеала отдельные («положительные») элементы, «плюсы», которые легли бы в основу новой, никогда и нигде реально не

существовавшей и не существующей, т. е. искусственной, фантастической общественной структуры.

Иными словами, консервативному сознанию присуща

типично утопическая ориентация на разрыв с историей и

произвольное конструирование социальных идеалов, в данном случае воплощающих охранительные или даже реставраторские тенденции49. Сегодняшний идеал консерватора —это вчерашний идеал либерала или даже левого радикала.

Отсюда несамостоятельность, вторичность, бедность консервативной утопии. Однако это не меняет сущности кон48 Мель в иль А. Ю. Социальная философия современного американского консерватизма. М., 1980, с. 15.

49 Некоторые критики буржуазной идеологии склонны распространять эти характеристики на буржуазное сознание в целом, поскольку оно во всех своих проявлениях ориентировано в конечном счете на сохранение капиталистического общества и буржуазной цивилизации. Оправданный при сопоставлении буржуазного сознания с социалистическим, такой подход лишается

смысла при анализе внутренней структуры буржуазного сознания.

230

сервативного сознания, которому присуще утопическое

измерение и которое находит приверженцев прежде всего