они всегда нуждались — в определенном представлении о

своих возможностях, в определенном способе сочетания

страсти и интеллекта» 60. Американский социолог и позднее не раз возвращался к этой мысли61. Больше того, как

мы увидим далее, он сделал ее императивом своих концептуальных поисков.

Признание либералами 60-х годов утопии в качестве

«законной» формы интеллектуального освоения реальности

и способа конструирования альтернативных образов гря-

57 Mead М. Towards More Vivid Utopias.— In: Utopia. Ed. by Ka-

teb G. N. Y., 1971, p. 54.

58 Utopia. Ed. by Kateb G. N. Y., 1971, p. 50.

59 Ibid., p. 43.

60 Maron M. Daniel Bell and the End of Normal Science.— The Futurist, 1973, Dec., p. 266.

61 «Ни в одном из созданных человеком обществ нет той гармонии

человеческих отношений, какую проектировали различные утопии... И все же утопия (которую Белл истолковывает как лишенное противоречий общество, «где каждый человек волен

следовать своим склонностям».— Э. Б.) остается самым реалистическим проектом человеческого общежития» (Bell D. The Coming of Post-Industrial Society. N. Y., 1973, p. 488).

236

дущей Америки и мира в целом не в последнюю очередь

было связано с их надеждами заново сформулировать, «национальные цели», способные устоять в конкурентной

борьбе, открыть перед рядовыми американцами видение

«рубежей будущего».

В новом предисловии к своей книге «Утопия и ее враги» американский либеральный социолог Дж. Кейтеб, настаивая на реабилитации утопии в общественном сознании, прямо связывал ориентацию на утопизм с необходимостью решения практических задач. «Рост интереса к

утопии в последние годы заставляет снова обратить к ней

взор;ы... В условиях ее возрождения, которое не является

только академическим или литературным, практичность

и желательность утопии приобретают большую серьезность» 62.

Кейтеб призывал к созданию «открытых», динамических утопических проектов, способных предложить «подлинную альтернативу» существующему обществу и вместе с тем оставляющих широкий простор для инициативы

и дальнейших изменений. «...Мы должны,— писал он, —мысленно представить себе утопию как мир, в котором

индивиды и группы обладают свободой, волей, энергией

и талантом, чтобы строить и перестраивать свою жизнь, не испытывая при этом лишений и страха перед насильственной смертью» 63.

В 70-х годах появился еще один фактор, подкрепляющий позитивное отношение либералов к утопии и стимулирующий утопические поиски и эксперименты.

Констатация тупиковой ситуации как реальной возможности, грозящей человечеству, которая содержалась в

в работах ряда западных социологов и футурологов (в

первую очередь тех, которые были связаны с Римским

клубом) 64, опубликованных в начале 70-х годов и вызвавших широкий резонанс не только в научных кругах, но и

®2 Kateb G. Utopia and its Enemies. N. Y., 1972, p. V.

63 Ibid., p. VI.

64 В первую очередь здесь необходимо назвать «Пределы роста» —первый доклад Римскому клубу, подготовленный под руководством американских ученых Д. и Д. Медоузов и опубликованный в 1972 г. В той же алармистской тональности были выдержаны и некоторые из последующих докладов, в частности «Человечество на перепутье» (созданный под руководством М. Ме-

саровича и Э. Пестеля). Имея в виду эффект воздействия на

общественность и стимулирования утопических поисков, к числу этих работ следует отнести и знаменитый «Футурощок»

О, Тоффлера.

237

среди широкой общественности, требовала развернуть

фронт поиска позитивных альтернатив. Роль социальных

утопий в рамках этих поисков могла казаться тем большей, что некоторые из видных американских социологов

и футурологов, подчеркивающих рост тенденции социальных проектов к самореализации, склонны были связывать

трудности и проблемы современного американского общества далеко не в последнюю очередь с отсутствием «смелых проектов», в том числе утопических, его перестройки65. Нужны «фабрики утопий»60, писал Тоффлер, которые помогли бы произвести революцию в утопическом творчестве, изменив как формы производства

утопических идеалов, так и прежде всего их структуру, направленность и характер.

Традиционные утопии, говорит Тоффлер, изображают

простые и статичные, а порою и обращенные в прошлое