Америке» за период с 1945 по 1975 г., отмечал, что, несмотря на очевидное отсутствие «монолитности» консерватизма и на «пленительную гетерогенность консервативной

мысли» 40, всем консерваторам присущи «некоторые фундаментальные „предрассудки’’: „презумпция” (различная

по интенсивности) в пользу частной собственности и экономики свободного предпринимательства; оппозиция к

коммунизму, социализму и всевозможным утопическим

схемам; поддержка крепкой национальной обороны; вера

в христианство или иудаизм (или, по крайней мере, признание полезности такой веры); принятие традиционной морали и потребность в жестком моральном кодексе; враждебное отношение к позитивизму и релятивизму; „ярост-

ное“ утверждение добродетельности Америки и

Запада» 41.

Рассуждая об утопии, консерватор имеет в виду только

одну ее разновидность — утопию-максимум, ориентированную на «разрушение» существующего и построение нового, совершенного общества. А идеалы этой утопии находятся, как нетрудно понять, в прямом противеречии с теми принципами, которые лежат в фундаменте консервативного

39 Специальный анализ (включающий вопросы методологии) современного американского политического сознания предпринят

в коллективной монографии «Современное политическое сознание в США». М., 1980.

40 Nash G. Н. The Conservative Intellectual Movement in America Since 1945. N. Y., 1976, p. 341.

41 Nash G. //. Op. cit., p. 342.

227 I*

мировоззрения: частной собственностью, на смену которой

во многих утопиях приходит общественная собственность

или ее этатистский эрзац; индивидуализмом, вытесняемым

различными формами утопического коллективизма; «свободой», уступающей место произвольно сконструированной необходимости, поскольку в классической утопии-максимум царит строгая регламентация; «спонтанностью», на

смену которой приходит целенаправленное, централизованное регулирование общественной жизни; свободным рынком, многие функции которого передаются утопистом

государству.

Консерватор готов допустить, что тот или иной утопист

субъективно может быть предан делу свободы, но, как

говорит Томас Молнар, любой утопист стремится «столь

тщательно организовать свободу, что она превращается в

рабство» 42. Конечно, если бы он не выходил за пределы

реформаторства, он, возможно, и не представлял бы опасности для общества, но утопизм, рассуждает далее консерватор, вырастает из глубокого социального критицизма, который «значительно глубже, чем простая защита изменений; ведь что хотели бы фактически в корне перестроить

утопические мыслители, так это сами основы человеческой

ситуации. В этом смысле утопические мыслители вполне

заслуживают того, чтобы их называли «радикалами», ибо

предлагамая ими реконструкция общества и человека

требует тотального изменения представлений о Боге и

творении» 43.

В глазах консерватора утопист есть и радикал и еретик

в одном лице44, ибо он пытается изменить то, что изменению в своей «богоданной» сущности не подлежит — человека, природу, общество. А раз так, то, согласно консервативной логике, чем решительнее будет отвергнут утопизм

и последовательнее будет борьба против него, тем лучше

для Америки. Впрочем, консерватер не верит, что можно

до конца преодолеть утопические ориентации в американском обществе: «утопия — вечная ересь», она имманентна

человеческому сознанию и политическим исканиям, как

ересь — исканиям религиозным. Консерватор уточняет, что

такими еретиками в политической жизни Дмерики являются левые — не только коммунисты, которых ои ненавидит, но и левые радикалы (вроде «новых левых») и даже либе-

42 Molnar Th. Utopia, the perennial heresy. N. Y., 1967, p. 8.

43 Molnar Th. Op. cit., p. 9.

44 Ibid., p. 4.

228

ралы. Последние вызывают у него тем большие опасения

и беспокойство, что они находятся у власти. Именно в лице

либерала видит консерватор силу, во многом ответственную

за «моральный закат западной цивилизации» 45 и действующую заодно с теми, кто «ведет нас к кошмарам Орвелла

и Хаксли»46.

Консервативная критика утопизма разоблачительна