от предыдущего в своем волеизъявлении. «Государство, которое он желал бы иметь,—пишет В. JI. Паррингтон,—не должно покоиться на юридической фикции абстрактной справедливости, стоящей над законами и конституциями, носителями и хранителями которой является группа джентльменов в судейских мантиях. Оно должно быть, подобно пейновскому идеалу государства, ,,штукой нехитрой, отвечающей способностям многих умов41, ибо там, „где перестают признавать закон большинства, там перестает существовать государство и его место занимает закон

75 Письмо Т. Джефферсона Д. Картрайту от 5 июня 1824 г.— В кн,; Американские просветители, т. 2, с. 143.

76 Цит. по: Паррингтон В. Л. Указ. соч., т. 1, с. 435, 108

сильного14» 77. Государство, иными словами, должно быть

не более чем инструментом практического осуществления

нее тех же естественных прав человека, которые Джефферсон впервые провозгласил еще в своем проекте Декларации независимости.

Выступая как приверженец капиталистического в своей

основе принципа частной собственности78 и сторонник уме~

ренного индивидуализма, Джефферсон хотел бы вместе с

тем предотвратить развитие Америки по пути капитализма

ir тем самым избежать возникновения тех противоречий, которые порождаются логикой развития частнособственнических отношений и буржуазного индивидуализма, а в

итоге приводят к концентрации собственности, пролетаризации фермерства, нравственному кризису и взрывают

изнутри те институты .народной демократии, искренним

приверженцем которых всегда выступал Джефферсон.

Иными словами, он хочет, следуя классической логике

утопического мышления, построить такое общество, которое могло бы извлечь максимальную выгоду из «плюсов»

капитализма, оградив себя надежно от воздействия его

«минусов». Отсюда его изоляционистские настроения, отсюда же его стремление ограничить сферу действия принципа laissez faire.

Как ни странно на первый взгляд, это внутренне противоречивое стремление обладать собственностью и в то же

время избежать отрицательных последствий развития системы, основанной на частной собственности, не только не

разрушило утопию фермерской Америки изнутри, но, напротив, привело к тому, что ее идеалы, сформулированные

Джефферсоном, оказались очень живучими. Мало того, что

они оказали огромное воздействие на формирование «аме77 Там же, с. 433.

78 Любопытное суждение высказывает в этой связи В. JI. Парринг-

тои. «У Джефферсона,— пишет он,—не вызывало бы опасений

государство с достаточной степенью обобществления, целиком

посвятившее себя заботе о всеобщем благоденствии. Но такие

государства существовали только в мечтах Томаса Мора и утопистов. Джефферсон не обнаружил их ни в прошлом, пи в настоящем» (Указ. соч., т. 1, с. 430). Выходит, что Джефферсон

не был сторонником общественной собственности только потому, что ее не существовало и, следовательно (ложное заключение), не могло вообще существовать. Это, конечно, явная натяжка, совершенно игнорирующая твердую приверженность Джефферсона. прицципам индивидуализма и частной собственности как

«метафизическим основаниям» свободы.

109

риканской мечты» 79 — они воспроизводились в/ той или

иной форме едва ли не на всех решающих этапах (сопровождавшихся обычно подъемом массовых движений протеста) перехода Америки от капитализма свободной конкуренции к монополистическому капитализму.

Так было в 30-е годы XIX в., когда Америка впервые

испытала последствия серьезного экономического кризиса.

«В конце 30-х годов,—пишет историк,—американское общество впервые встретилось с пауперизмом, безработицей, нищетой. Оно по-настоящему ощутило оборотную сторону

роста индустриальных городов, столкнувшись с проблемой

перенаселения, трущоб, преступлений, разврата, эпидемий.

В то же время реальная сила все больше сосредоточивалась в руках могущественных богачей типа Александра

Стюарта, Горация Клэффлина, Эббота Лоуренса. Идеал

мелкобуржуазной Америки эпохи Джефферсона,—приходит автор к выводу,— бесповоротно уходил в прошлое» 80.

В этой картине верно все, кроме вывода. В прошлое

уходил не идеал мелкобуржуазной Америки, а сама мелкобуржуазная, фермерская Америка. Идеал же ее не только