Шрифт:
— Она будет женой Матори. Длинный Нож станет тогда отцом вождя. — И меня,— продолжал траппер, сделав при этом один из тех красноречивых жестов, посредством которых ту¬ земцы объясняются почти так же легко, как при помощи языка, и в то же время повернувшись к скваттеру, чтобы тот видел, что он честно передал все.— Он требует и меня, жалкого, дряхлого траппера. Дакота с сочувственным видом обнял старика за плечи, прежде чем ответил на это третье и последнее требо¬ вание. — Мой друг очень стар,— сказал он,— ему не под силу далекий путь. Он останется с тетонами, чтобы его слова учили их мудрости. Кто из сиу обладает таким языком, как мой отец? Никто. Пусть будут его слова очень мягки, но и очень ясны: Матори даст шкуры и даст бизонов; он даст жен молодым охотникам бледнолицего; но он не может отдать никого из тех, кто живет под его кровом. Полагая вполне достаточным свой короткий и внуши¬ тельный ответ, вождь направился к ожидавшим его совет¬ никам, но на полдороге вдруг повернулся и, прерывая на¬ чатый траппером перевод, добавил: — Скажи Большому Бизону (так тетоны успели окрестить Ишмаэла), что рука Матори всегда открыта. Посмотри,— и он указал рукой на жесткое, морщинистое лицо внимательно слушавшей Эстер,— его жена слишком стара для такого великого вождя. Пусть он удалит ее из своего дома. Матори его любит, как брата. Он и есть брат Матори. Он получит младшую жену великого тетона. Та- чичена, гордость юных дакоток, будет жарить ему дичь, и многие храбрые воины будут смотреть на него завист¬ ливыми глазами. Скажи ему, что дакота щедр. Полное хладнокровие,- с каким тетон заключил своо смелое предложение, поразило даже видавшего виды трап¬ пера. Не умея скрыть изумление, старик молча смотрел вслед удаляющемуся индейцу; и он не пытался вернуться к прерванному переводу, покуда вождь не скрылся в толпо обступивших его воинов, которые так долго и, как всегда терпеливо, ждали его возвращения. — Вождь тетонов сказал очень ясно,— начал старик, повернувшись к скваттеру: — он не отдаст тебе знатную даму, на которую, видит бог, ты имеешь такое же право, как волк на ягненка. Он не отдаст тебе девушку, которую 317
ты называешь своей племянницей, и тут, признаться, я не очень уверен, что правда на его стороне. И, кроме того, друг скваттер, он наотрез отказывается выдать и меня, хотя я жалок и ничтожен. Й, по правде сказать, я склонен думать, что он поступает не так уж неразумно, так как я по многим причинам не хотел бы отправиться с тобою вместе в дальний путь. Зато он со своей стороны делает тебе предложение, которое по справедливости и удобства ради ты должен узнать. Тетон говорит через меня — и я тут не более, как его уста, а потому не в ответе за его грешные слова,— он говорит, что эту добрую женщину уже не назовешь пригожей, потому что не в тех она годах, и что ты, должно быть, наскучил такой женой. Поэтому он предлагает тебе прогнать ее из твоего жилья, а когда там будет пусто, оп пришлет тебе на ее место самую любимую свою жену, вернее ту, которая была самой любимой,— Быструю Лань, как ее прозвали сиу. Ты видишь, сосед, хотя краснокожий надумал удержать твою собственность, он готов дать тебе кое-что взамен, чтобы ты не остался внакладе. Ишмаэл мрачно слушал эти ответы на все свои требо¬ вания, и на его лице проступало постепенно накапливаю¬ щееся негодование, которое у таких тупо равнодушных людей переходит иногда в самую неистовую ярость. По¬ началу он даже сделал вид, что его позабавила эта глупая выдумка: сменить испытанную старую подругу на более гибкую опору — юную Тачичену. Он захохотал, но хохот прозвучал неестественно и глухо. Зато Эстер не увидела в предложении пичего смешного. Она чуть не задохнулась от злости, но, как только перевела дух, завопила истош¬ ным, пронзительным голосом: — Да где ж это видано! Кто поставил индейца заклю¬ чать и расторгать браки? Посягать на права замужней женщины! Он что думает, женщина — это дикий зверь его прерий и нужно ее гнать из деревни ружьями и собаками? А ну-ка, пусть самая храбрая из его скво выйдет сюда, п посмотрим, что она может. Может она показать вот таких детей, как у меня? Он подлый тиран, этот краснокожий вор, скажу я вам, наглый мошенник! Суется командовать в чужих домах! Чего он смыслит? Что девчонка-попры¬ гунья, что порядочная женщина,— для него все одно. А ты-то, Ишмаэл Буш, отец семи сыновей и стольких при¬ гожих дочек! Туда же, разинул рот, да вовсе не затем, 318
чтобы отругать негодяя! Неужто ты опозоришь свою белую кожу, свою семью и страну — смешаешь свою белую кровь с красной и наплодишь ублюдков? Дьявол не раз искушал тебя, муж, но никогда еще он так искусно не ставил тебе свои сети. Ступай отсюда, иди к детям. Ступай и помни: ты не зверь, не медведь, а крещеный человек, и ты, слава тебе господи, мой законный муж! Рассудительный траппер так и думал, что Эстер под¬ нимет бучу. Было нетрудно предугадать, как взбесится »та кроткая дама, услыхав, что мужу предлагают выгнать ее из дому; и теперь, когда буря разразилась, старик вос¬ пользовался случаем и отошел в сторонку, покуда не попался под руку ее менее вспыльчивому, но не в при¬ мер более опасному супругу. Ишмаэл предполагал во что бы то ни стало добиться своего, но под бурным натиском супруги он был вынужден изменить свое решение, как не¬ редко поступают и более упрямые мужья; и, чтобы укро¬ тить ее бешеную ревность, похожую на ярость медведицы, защищающей своих медвежат, Ишмаэл поспешил убраться подальше от шатра, где находилась, как знали все, неволь¬ ная виновница разыгравшегося скандала. — Пусть-ка твоя меднокожая девка выйдет покрасо¬ ваться своей чумазой красотой! — кричала между тем Эстер, воинственно размахивая руками.— Посмотрю я, как она посмеет показаться женщине, которая слышала, и не раз, звон церковных колоколов и знает, что такое прочный брак! — И она погнала Ишмаэла с Эбирамом назад, к их жилью, точно двух мальчишек, прогулявших школу.— Я ей покажу, уж я ей покажу, она у меня пикнуть не по¬ смеет! А вы даже и не думайте околачиваться здесь; чтоб у вас и в мыслях не было заночевать в таком месте, где дьявол расхаживает, как у себя дома, и знает, что ему рады-радешеньки. Эй вы, Эбнер, Энок, Джесс, куда вы по¬ девались? Живо запрягайте! Если наш дурень отец, жал¬ кий разиня, станет пить и есть с краснокожими, они, хит¬ рецы, еще подсыплют ему какого-нибудь зелья! Мне-то все одно, кого бы он ни взял на мое место, когда оно опустеет по закону... Но не думала я, Ишмаэл, что ты после белой женщины польстишься на бронзовую или, скажем, на мед¬ ную! Да, на медную —ей медяк красная цена! Наученный горьким опытом, скваттер не пытался ути¬ хомирить разбушевавшуюся супругу, жестоко уязвленную в своем женском тщеславии, и лишь изредка прерывал ее 319
певнятными восклицаниями, убеждая, что он ни в чем не виноват. Но она не унималась и не слушала ничего, кроме собственного голоса, а другие ничего не слышали, кроме ее требований немедленно уезжать. Предвидя, что в случае крайности ему придется прибег¬ нуть к решительным мерам, скваттер заблаговременно со¬ гнал скот и нагрузил фургоны. Таким образом, можно было, не задерживаясь, сняться с места, как того хотела Эстер. Сыновья недоуменно переглядывались, пока мать бушевала, однако не проявили особого любопытства, так как подобные сцены были для них не внове. По приказу отца шатры из шкур, предоставленные им дакотами, тоже побросали в фургоны, чтобы проучить вероломных союзни¬ ков, после чего караван двинулся в путь на обычный свой манер — медленно и лениво. Так как фургон был хорошо защищен с тыла шестер¬ кой дюжих молодцов с оружием в руках, дакоты прово¬ дили его взглядом, не выдав ни удивления, ни досады. Дикарь что тигр: он редко нападает на противника, когда тот ждет нападения; и если воины сиу замышляли враж¬ дебные действия, у них, как у хищного зверя, хватало терпения выждать, затаясь до той поры, когда жертву можно будет свалить с ног одним ударом и наверняка. Впрочем, без сигнала от Матори они ничего бы и не на¬ чали, Матори же глубоко затаил свои намерения. Быть может, вождь втайне ликовал, что ему удалось так легко отделаться от союзников с их неприятными требованиями; быть может, он выжидал более подходящей минуты, чтобы показать свою силу; а может быть, поглощенный более важными делами, он просто не мог думать ни о чем другом. Но Ишмаэл, хотя ему и пришлось пойти на уступку, чтобы утихомирить Эстер, отнюдь не оставил своих перво¬ начальных намерений. Он отошел со своим караваном примерно на милю, держась все время берега реки, и, вы¬ брав удобное для стоянки место на склоне высокого холма, расположился на ночлег. Опять раскинули шатры, вы¬ прягли лошадей, отправили их пастись вместе со стадом в долине под холмом, и всеми этими привычными, необхо¬ димыми для ночлега приготовлениями Ишмаэл занимался спокойно, не спеша, как будто не было рядом опасных соседей, которым он не побоялся бросить дерзкий вызов. А тем временем тетоны готовились к совету, на котором 320
Местом своего собрания тетоны выбрали площадку у столба, к которому был привязан их главный пленник.
должно было решиться другое безотлагательное дело. Как только им стало известно, что Матори возвращается, захва¬ тив в плен грозного и ненавистного вождя пауни, в лагере поднялось ликование. Чтобы никто не помышлял о мило¬ сердии к врагу, из шатра в шатер ходили старухи дакотки и всячески разжигали ярость воинов. С одним они заво¬ дили речь о сыне, чей скальп, подвешенный над дымным очагом, сушится в хижине пауни, с другим — о его собст¬ венных ранах, о позоре проигранных битв; тому напоми¬ нали, сколько лошадей и сколько шкур отнял у него враг, а этому — как пауни посрамил его и как должно теперь отомстить. Наслушавшись таких речей, все явились на совет рас¬ паленные до предела, хотя еще было неясно, как далеко они собирались пойтп в своей мести. Разумно ли будет рас¬ правиться с пленниками? На этот счет мнения сильно рас¬ ходились, и Матори не спешил приступать к обсуждению, так как не был заранее уверен, к чему оно приведет: будет ли решение совета благоприятно для его собственных пла¬ нов или же, напротив, помешает им. Пока велись только предварительные совещания, в которых каждый вождь старался выяснить, на какое число сторонников он может рассчитывать, когда волнующий всех вопрос будет обсуж¬ даться на совете племени. Теперь пришло время начинать совет, и приготовления проводились с торжественностью и достоинством, как и подобало в этом важном случае. С утонченной жестокостью тетоны местом своего со¬ брания выбрали площадку у столба, к которому был при¬ вязан их главный пленник. Мидлтона и Поля принесли и связанных положили у ног пауни; потом мужчины стали рассаживаться, каждый занимая место в соответствии со своим правом на отличие. Воины подходили один за дру¬ гим и садились, располагаясь по широкому кругу, спо¬ койные и важные, как будто каждый приготовился вер¬ шить справедливый суд. Были оставлены места для трех¬ четырех главных вождей; да несколько древних старух, ис¬ сохших, как только могли иссушить их годы, холод и зной, и тяготы жизни, и буйство дикарских страстей, проникли в самый передний ряд: ненасытная жажда мести толкнула их на эту вольность, а испытанная верность своему народу послужила ей извинением. Кроме упомянутых вождей, все были на своих местах. Вожди же медлили приходом в тщетной надежде, что их 322
единодушие позволит устранить и расхождения между группами их приверженцев: ибо, как ни влиятелен был Матори, а власть свою мог поддерживать, лишь опираясь на мнение стоящих ниже. Когда эти важные особы нако-» нец все вместе вступили в круг, их угрюмые взоры и на¬ супленные лбы достаточно ясно говорили, что и после дли¬ тельного совещания они не пришли к согласию. Глаза Ма¬ тори непрестанно меняли свое выражение, то вспыхивая огнем при внезапных движениях чувства, то снова леде¬ нея в неколебимой сдержанности, более подобавшей вождю на совете. Он сел на место с нарочитой простотой дема¬ гога; но огненный взгляд, каким он тотчас же обвел мол¬ чаливое собрание, выдал в нем тирана. Когда все наконец собрались, одйн из престарелых вои¬ нов зажег большую трубку племени и покурил из нее на четыре стороны — на восток, на юг, на запад и на север., Это было умиротворяющее жертвоприношение. Завершив ритуал, старец протянул трубку Матори, а тот с напуск¬ ным смирением передал ее своему соседу, седоволосому вождю. После того как все поочередно затянулись из труб¬ ки, установилось торжественное молчание, точно это куре< ние было не только обрядом, по и в самом деле располо¬ жило каждого глубоко обдумать предстоящее решение. Затем встал один старый индеец и начал так: — Орел у порогов Бесконечной реки вышел на свет из яйца лишь через много снегов после того, как моя рука впервые убила пауни. Что говорит мой язык, видали мои глаза. Боречина очень стар. Горы стояли, где стоят, дольше, чем он живет в своем племени, и реки делались полны и пусты раньше, чем он родился; но где тот сиу, ко¬ торый это знает, помимо меня? Сиу услышат, что он ска¬ жет. Если иные его слова упадут на землю, они их подни ¬ мут н поднесут к своим ушам. Если иные улетят по ветру, мои молодые воины, которые очень быстры, перехватят их. Теперь слушайте. С тех пор как бежит вода и растут де¬ ревья, тетон на своей военной тропе находил пауни. Как любит кугуар антилопу, так дакота любит своего врага. Когда волк встречает косулю, разве он ложится и спит? Когда кугуар видит лань у ключа, разве он закрывает глаза? Вы знаете, что нет. Он тоже пьет; но не воду, а кровь! Сиу — быстрый кугуар, пауни — дрожащий олень. Пусть мои дети услышат меня. Они признают, что мои слова хороши. Я кончил. 323
Глухой, гортанный возглас одобрения вырвался у каж¬ дого сторонника Матори, когда они выслушали кровавый совет одного из старейших в народе. Мстительность, глу¬ боко внедрившись в их души, стала отличительной чертой их нравственного облика,—тем отраднее было им слушать иносказательные намеки старого вождя. Матори заранее радовался успеху своих замыслов, видя, как сочувственно большинство собравшихся принимает речь его друга. Все же до единодушия было еще далеко. После речи первого оратора, как требовал обычай, выдержали долгое молча¬ ние, чтобы все могли оценить ее мудрость, прежде чем дру¬ гой вождь возьмет на себя смелость ее опровергнуть. Вто¬ рой оратор, хотя весна его дней тоже давно миновала, был все же не так стар, как его предшественник. Он пони¬ мал невыгоду этого обстоятельства и постарался, по воз¬ можности, уравновесить его преувеличенным самоуничи¬ жением. — Я только ребенок,—начал он и украдкой поглядел вокруг, чтобы увериться, насколько его признанная репу¬ тация храброго и рассудительного вождя опровергала это утверждение.— Я жил среди женщин в ту пору, когда мой отец был уже мужчиной. Если моя голова седа, то это не потому, что я стар. Тот снег, что падал на нее, пока я спал на тропах войны, примерз к моим волосам, и жаркому солнцу у селений оседжей оказалось не под силу его рас¬ топить. Тихий ропот пробежал по рядам, выразив восхищение теми делами оратора, о которых тот так искусно напомнил. Оратор скромно выждал, когда волнение слегка улеглось, и, ободренный похвалами слушателей, продолжал с воз¬ росшей силой: — Но у молодого воина зоркие глаза. Он может видеть очень далеко. Он рысь. Поглядите на меня получше. Я сей¬ час повернусь спиной, чтобы вам видеть меня с обеих сто¬ рон. Теперь вы знаете, что я ваш друг, потому что я вам показал ту часть моего тела, которую еще не видел ни один пауни. Смотрите теперь на мое лицо — не на этот ру¬ бец, потому что сквозь него ваши глаза никогда не загля¬ нут в мой дух. Это щель, прорезанная конзой. Но есть тут две дыры, сделанные Вакондой, и сквозь них вы можете смотреть мне в душу. Кто я? Дакота — и снаружи и внутри. Вы это знаете. Так слушайте меня. Кровь каждого существа в прерии красная. Кто отличит место, где был 324
убит пауни, от того, где мои молодые охотники убили би¬ зона? Оно того же цвета. Владыка Жизни создал их друг для друга. Он создал их похожими. Но будет ли зеленеть трава там, где был убит бледнолицый? Мои молодые охот¬ ники не должны думать, что этот народ слишком много¬ числен и не заметит потери одного своего воина. Он часто их перекликает и говорит: «Где мои сыновья?» Когда у них не хватит одного человека, они разошлют по прериям отряды искать егоГ Если они не смогут найти его, они при¬ кажут своим гонцам искать его среди сиу. Братья мои! Большие Ножи не глупцы. Среди нас сейчас находится ве¬ ликий колдун их народа; кто скажет, как громок его го¬ лос или как длинна его рука?.. Видя, что оратор, разгоревшись, подошел к самой сутп своей речи, Матори нетерпеливо оборвал ее: он вдруг встал и провозгласил, вложив в свой голос и властность, и пре¬ зрение, и насмешку: — Пусть мои молодые воины приведут на совет вели кого колдуна бледнолицых. Мой брат поглядит злому духу прямо в лицо! Мертвая тишина встретила неожиданную выходку Ма¬ тори. Она не только грубо нарушила освященный, обычаем порядок совета: своим приказом вождь, казалось, бросил вызов неведомой силе одного из тех непостижимых су¬ ществ, на которых индейцы в те дни смотрели с благогове¬ нием и страхом. Лишь очень немногие были настолько просвещенны, чтобы не трепетать перед ними, или на¬ столько дерзновенны, чтобы, веря в их могущество, идти против них. Все же юноши не посмели ослушаться вождя. Овида верхом на Азинусе торжественно вывели из шатра. Новая эта церемония явно была рассчитана на то, чтобы сделать из пленника посмешище. Однако расчет не совсем оправдался: испуганным зрителям «колдун» представился величественным. Когда натуралист на своем осле вступил в круг, Ма¬ тори, опасавшийся его влияния и потому постаравшийся выставить его жалким и презренным, обвел глазами собра¬ ние, выхватывая то одно, то другое темное лицо, чтобы увериться в успехе своей затеи. Природа и искусство, соединив свои усилия, сумели так изукрасить натуралиста, что он где угодно стал бы пред¬ метом изумления. Его тщательно обрили в наилучшем те- тонском вкусе. От густой шевелюры, отнюдь не излишней 325