Согласно В.К. Мамутову, система права и вовсе носит по отношению к системе законодательства вторичный характер. Соответственно, гносеология системы права сводится лишь к познанию сути действующего законодательства [232] .

Представляется, что отрасль права не сводится только к отрасли законодательства; ибо, даже «характеризуя право, как явление однопорядковое с «законом», нельзя интерпретировать это единство таким образом, будто любые законы, иные правовые акты либо их совокупность сами по себе образуют право.» [233] .

В нынешнем столетии отраслевая конструкция правового строения впервые была резко раскритикована В.П. Мозолиным. Одно из достоинств воззрений ученого усматривается в том, что оценка отраслевого правового строения осуществляется им именно с позиций практической значимости (т. е. при аналитическом обращении как раз к тем аргументам, которые и выдвигались в качестве «стимулирующих» к областному дроблению). «Возможность создания единого общего понятия отрасли права оказалась утраченной. Понятие отрасли права стало настолько девальвированным, что им по существу невозможно пользоваться в практических целях (в области законодательства, правоприменительной деятельности, учебном процессе в высших юридических учебных заведениях), поэтому оно не должно применяться и при построении современной системы российского права.» [234] . В конце прошлого века В.П. Мозолин также говорил: «…можно сказать, что в юридической литературе сложился известный культ отрасли права, что не вполне благоприятно сказывается на дальнейшем развитии системы права.» [235] .

Состав системы права В.П. Мозолин отображает трехуровневым срезом, включающим в себя: конституционное право; основные правовые ветви; правообразования, наличествующие в отдельных секторах социальной жизнедеятельности. Основными ветвями права ученый считает гражданское, трудовое, налоговое, уголовное и процессуальное [236] .

В свою очередь, В.Б. Исаков считает, что в отказе отделения права на отрасли «есть уязвимый момент: его невозможно практически осуществить. Оно было бы своевременным, если бы нормы существовали в «плавающем виде» и по запросу абонента каким-то чудом к нему «слетались».» [237] .

Представляется, что ценность отраслевой конструкции права , относимой нами к числу юридических классификаций, заключается в соединении, обобщенном отражении данных : 1) о действующем и должном нормативном правовом материале (разновидовой юридико-источниковой принадлежности) и 2) о его реализации; а также 3) о соответствующих показателях научного и учебного толка. При этом многогранность правового воздействия и условность секторного деления предопределяют необходимость многопараметрового подхода к «вычленению» правовых отраслей.

Полагаем, что решение вопроса о существовании (или отсутствии) в праве отраслевых «составляющих» должно осуществляться на основании сведений о: содержании (предмете, материальном показателе) действия права; превалирующих принципах права и (или) законодательства; преобладающих интересах лиц правового общения и основоположениях их поведения; воле заинтересованных субъектов (в условиях государственной организации социума – в первую очередь публично-властных), «стремлении» таковых к «выделению» отрасли; цели правового воздействия на поведение адресатов юридических норм; методе правового регулирования (формальном основании); видовом «наборе» юридических источников; составе участников сектора правового общения; конвенционном (конвенциональном) отношении с позиций областного деления к тому или иному правовому массиву (звену); функциях правового воздействия; социальной значимости (в рамках соответствующей социальной среды) общественных отношений и корреспондирующих им правовых данных; устоявшихся в конкретно-историческом бытии правовых традициях; потребности в самостоятельном изучении и исследовании юридических предписаний о социальном взаимодействии той или иной направленности (т. е. в специальном к ним внимании).

Наиболее значимыми для решения вопроса о наличии (отсутствии) отрасли права (а, по версии некоторых авторов, – «отрасли норм права» [238] ) видятся первые семь из названных показателей. На некоторые из перечисленных оснований отраслевого дробления мы позволим себе обратить и дополнительное внимание.

Так, такой «традиционный» показатель отраслевой конструкции, как содержание (материальный фактор, предмет), наделе выступает весьма неоднозначным, затруднительным к определению. Например, встречаются такие формулировки предмета той или иной отрасли права, дефинитивная часть которых заключается лишь в указании на соответствующие (одноименные) отношения [239] .

По версии В. Кнаппа, «предметом права являются:… поведение отдельных людей или деятельность организации людей в определенных общественных отношениях;… субъекты (определение субъектов права);… факты (квалификация юридических фактов);… предмет правоотношений (определение предмета правоотношений).» [240] . Таким образом, у ученого объединяются такие разносторонние «составляющие», как «что» (предмет права и правоотношений) и «кто» (участники правовой жизни). Это не представляется надлежащим. Но, кстати говоря, тот же В. Кнапп весьма метко отмечал, что «исторически возникшее наименование «гражданское право» уже давно не дает точного представления о содержании данной отрасли права», а «деление гражданского права на общую часть, право собственности, обязательства и наследование и различные jura speciallia (авторское, изобретательское, транспортное и т. п.) является устаревшим… Мы усматриваем необходимость изменений… не в системе…, а в систематике гражданского права.» [241] .

На неопределенность же предметного показателя также неоднократно указывалось, например, Р.З. Лившицем. В частности, по словам ученого, «право регулирует поведение людей. Во всех отношениях, в которые люди вступают между собой, можно выделить три сквозных элемента, через которые достигается правовое регулирование: имущественные, личные неимущественные и управленческие отношения. Какую бы отрасль права мы ни взяли, она имеет дело только с этими группами отношений, правда, в разных сферах… Если допустить, что каждой из названных групп соответствует своя отрасль права, то мы получили бы искомую систему, построенную по предметному критерию – природе регулируемых отношений… Если считать, что имущественные и личные неимущественные отношения составляют предмет гражданского права, а управленческие – административного, то предмета для других отраслей не остается. А если исходить из того, что каждая из специальных отраслей «отрезает по куску» у гражданского и административного права, то предмет последних приобретает остаточный характер, что вряд ли корректно. Следовательно, и реальная правовая действительность, и теоретические соображения приводят к выводу о невозможности найти однозначное соответствие каждой отрасли права определенной группе общественных отношений. Значит, и предмет регулирования не выдерживает испытания в качестве критерия отрасли права.» [242] .