сто не выносилъ отъ нихъ никакого впечатлнія и ухо-дилъ домой недовольнымъ. Изъ трагедій боле всего мн нравились „Федра“, „Альзира“, „Магометъ" и еще немногія другія.

Кром театра, моимъ любимымъ удовольствіемъ въ Марсел было цлыми вечерами кушаться въ мор. Я нашелъ очень живописное мстечко на мыс, расположенномъ направо отъ гавани. Тамъ я сидлъ на песчаномъ берегу', прислонившись къ скал, скрывавшей отъ меня землю, и видлъ лишь небо и море. Среди этого величія природы я предавался мечтамъ цлыми часами,, любуясь на игру солнца въ волнахъ; и сколько поэтическихъ произведеній я могъ бы создать тогда, если бы умлъ выражаться прозой или стихами хоть на какомъ нибудь язык!

Но въ конц концовъ и жизнь въ Марсел надола мн, т. к. все скоро надодаетъ бездльникамъ. Я все время бредилъ Парижемъ; ю-го авгуюта, покинувъ Марсель, походя скоре на бглеца, чмъ на путешественника,., я безъ остановокъ прокатилъ до Ліона. Ни Эксъ со своими чущными прогу'лками, ни Авиньонъ, служившій нкогда мстопребываніемъ папъ и хранящій прахъ знаменитой Лауры, ни Воклюзъ, гд такъ долго жилъ божественный Петрарка,—ничто не могло остановить меня по пути въ Парижъ. Въ Ліон уюталость задержала меня на дв ночи и одинъ день; но посл этой остановки я съ прежней стремительностью пустился въ путь и черезъ Бургундію, меньше чмъ въ три дня, дохалъ до Парижа.

Глава V.

ПЕРВОЕ ПРЕБЫВАНІЕ ВЪ ПАРИЖ.

Я възжалъ въ Парижъ въ авгуют, не помню какого числа, между 15-ымъ и 20-ымъ, въ пасмурное, холодное и дождливое утро. Посл лучезарнаго неба Италіи и Про-

ванса, я еще ни разу не видалъ такихъ ужасныхъ тумановъ, особенно въ август. Я въхалъ въ Парижъ черезъ з^богое предмстье Сенъ Марсо; пз’ть по грязнымъ, смраднымъ улицамъ до Сенъ Жерменскаго предмстья заставилъ мое сердце сжаться. Не помню, чтобы когда нибудь раньше подобныя впечатлнія отражались на мн столь болзненно. Такъ торопиться, такъ тшить себя радз'жными мечтами—и все это только для того, чтобы погрз’зпться въ грязнз’ю клоакз*. Пріхавъ въ гостиницу, я з’же полонъ былъ такого разочарованія, что если бы не зюталоеть и чувство стыда, внезапно охватившее меня, я з’халъ бы отсюда немедленно. Каждый день моего пребыванія въ Париж, гд я осматривалъ малйшіе закоулки, приносилъ мн новое разочарованіе. Посредственность построекъ и ихъ варварская архитектзтра, комическое и жалкое величіе немногихъ домовъ, претендовавшихъ на званіе дворцовъ; грязь и готическій стиль церквей, вандальская архитектура театровъ этой эпохи и множество дрзтихъ непріятныхъ предметовъ, проходившихъ ежедневно передъ моими глазами, не говоря объ ужасныхъ раскрашенныхъ лицахъ женщинъ—все это не искзшалосъ ни прелестью безчисленныхъ садовъ, ни блескомъ и нарядностью гуляній, гд можно было встртить лз’чшее общество, ни изяществомъ и роскошью выздовъ, ни великолпнымъ фасадомъ Лувра, ни множествомь спектаклей и другими хорошими сторонами Парижа.

Между тмъ, плохая погода настойчиво продолжалась; солнце ни раззг не выглянз’ло въ первыя дв недли, проведенныя мною въ Париж. А на мои сз'жденія о морали, скоре сз’жденія поэта, чмъ философа, всегда сильно вліяла погода. Это первое впечатлніе отъ Парижа такъ глубоко врзалось въ мою память, что теперь еще (т. е. черезъ 23 года) я часто представляю его себ такимъ, хотя и вижу неправильность подобнаго представленія.

Дворъ находился въ это время въ Компьен, гд долженъ былъ провести весь сентябрь, и сардинскаго посланника, къ которому у меня имлись письма, не было изъ-за

этого въ Париж. Я никого не зналъ здсь, кром нкоторыхъ иностранцевъ, съ которыми встрчался въ разныхъ итальянскихъ городахъ; но и они не имли въ Париж никакихъ серьезныхъ знакомствъ. Я проводилъ время въ прогулкахъ, въ посщеніи театровъ и женщинъ и, при этомъ, въ постоянной меланхоліи. Такъ прошло время до конца ноября, когда посланникъ перехалъ изъ Фон-тенебло въ Парижъ. Онъ ввелъ меня во многіе дома и, иреим\'щественно, къ посланникамъ иностранныхъ державъ. У испанскаго посла я внервые сталъ играть въ карты; я ни выигралъ, ни проигралъ, но игра мн надола такъ-же скоро, какъ и дрз'гія парижскія з’веселенія, и я ршилъ въ январ захать въ Лондонъ. Я скоро З’сталъ оть Парижа, въ которомъ зналъ собственно только улицы; да и вообще я гораздо мене страстно сталъ относиться къ новомзт, т. к. убдился, что оно не только не соотвтствовало моимъ фантастическимъ ожиданіямъ, но оказывалось гораздо ниже того, что я могъ видть въ разныхъ городахъ Италіи. Но только посл Лондона я по настояіцемз' оцнилъ и Неаполь, и Римъ, и Венецію, и Флоренцію.

Передъ отъздомъ въ Лондонъ посланникъ предложилъ представиться ко дворз' въ Версал, на что я согласился; мн было интересно увидать дворъ, боле величественный, чмъ т, какіе я зналъ раньше, хотя нзгжно прибавить, что у меня было вполн трезвое отношеніе ко всмъ дворамъ вообще. Это произошло і января 1768 годя,—въ день, отличавшійся отъ дрз’гихъ интересными и разнообразными церемоніями. Меня предупредили, что король обращается лишь къ знатнымл. иностранцамъ, но мн было совершенно безразлично, бзщетъ онъ говорить со мной, или нтъ. Тмъ не мене, я не сразз– привыкъ къ олимпійскому обращенію Людовика XV, который съ головы до ногъ измрялъ взглядомъ того, кто представлялся ему, ничмъ не выражая при этомъ своего впечатлнія. Вели бы гиганту сказали: „имю честь представить вамъ муравья",—гигантъ, вроятно, зыыбнулся бы,

или сказалъ: „какой крошечный зврекъ!" а если бы онъ и ничего не сказалъ, то выраженіе его лица сказало бы за него. Но это высокомрное молчаніе перестало огорчать меня, когда черезъ минуту король отнесся такъ же и къ гораздо больше значительнымъ, чмъ я, лицамъ. Посл короткой молитвы, которую онъ совершилъ съ двзтмя прелатами,—одинъ изъ нихъ, насколько я помню, былъ кардиналомъ,—король направился къ часовн; къ нем}- навстрчу вышелъ старшина купеческаго сословія, первое лицо парижскаго муниципалитета и, согласно обычаю, пробормоталъ краткое привтствіе по слзшаю новаго года. Монархъ отвчалъ емзт безмолвнымъ кивкомъ головы и, обратившись къ одномзг изъ придворныхъ, слдовавшихъ за нимъ, спросилъ, гд остальные магистраты, которые обычно сопровождаютъ его. Тогда изъ толпы придворныхъ раздался шутливый голосъ: „они завязли въ грязн“. Вс засмялись, даже монархъ соблаговолилъ з^лыбнз-ться и затмъ прослдовалъ дале, чтобы прослзчпать ожи-давшз’іо его мессу. Непостоянная сз’дьба захотла, чтобы, лтъ около двадцати сгіз'стя, я з’видалъ въ Париж, въ Ратуш другого Людовика. Онъ съ гораздо большей благосклонностью принималъ привтствіе отъ другого старшины, съ титуломъ мэра, 17 іюля 1789 года; и тогда пришлось придворнымъ завязнз'ть, въ свою очередь, по дорог изъ Версаля въ Парижъ, хотя это было лтомъ; но въ т времена на той дорог была постоянная грязь. Я, быть можетъ, благословилъ бы Бога, за то, что онъ сдлалъ меня свидтелемъ этихъ событій,если бы не былъ слишкомъ увренъ, что правленіе плебейскихъ владыкъ можетъ стать для Франціи и для міра еще больше гибельнымъ, чмъ владычество капетинговъ.

Глава VI.

ПУТЕШЕСТВІЕ ВЪ АНГЛІЮ И ГОЛЛАНДІЮ-ПЕРВАЯ ЛЮБОВНАЯ ВСТРЧА.

Итакъ, я выхалъ изъ Парижа въ половин января; спутникомъ моимъ былъ одинъ мой соотечественникъ, очень красивый молодой человкъ, неглупый отъ природы; онъ былъ десятью-двнадцатью годами старше меня, но бз– дучи столь же невжественнымъ, какъ и я, еще мене предавался размышленіямъ; онъ больше любилъ З^частвовать въ свтской жизни, чмъ наблюдать и изучать людей. Это былъ Двоюродный братъ нашего посланника въ Париж и племянникъ испанскаго посла въ Лондон, князя ди-Массерано, у котораго долженъ былъ остановиться. Я былъ мало склоненъ къ путешествію въ чьемъ нибз'дь обществ, но для перезда въ опредленное мсто ничего не имлъ противъ спз– тника. Все время онъ былъ въ веселомъ и болтливомъ настроеніи, и мы отлично ладили между собой; я могъ спокойно молчать, слзгшая его и предоставляя ему вдоволь говорить и хвастаться: онъ былъ очень высокаго мннія о себ, т. к. имлъ громадный зюпхъ з' женщинъ; съ з’влеченісмъ перечислялъ онъ мн вс свои любовныя побды, что забавляло меня, не вызывая зависти. Вечеромъ, въ гостиниц, мы играли въ шахматы, въ ожиданіи з’жина; я всегда проигрывалъ: у меня не было способностей ни къ какой игр. Чтобы попасть въ Калэ, намъ пришлось прохать въ объздъ черезъ Лиль, Дз^э и Сентъ Омэръ. Было такъ холодно, что въ нашей карет, гд накрпко закрывались окна и горла свча, разъ ночью замерзъ не только хлбъ, но и вино. Этотъ необычайный холодъ радовалъ меня, т. к. я отъ природы склоненъ ко всякимъ крайностямъ.