пріятными манерами. Меня же, наоборотъ, считали человкомъ страннымъ, въ плохомъ значеніи этого слова; я не могъ привыкнуть къ мнніямъ, нравамъ, сплетнямъ и рабству своей родины и слишкомъ легко позволялъ себ порицать и осмивать ея обычаи, что никогда не прощается въ свт, по правд сказать, съ полнымъ основаніемъ. Итакъ, мн было окончательно отказано и предпочтеніе было отдано упомянутому молодому человку. Это обстоятельство послужило ко благу молодой особы, ибо она очень счастливо прожила свою жизнь, встзтпивъ въ новую семью; а также и къ моему, такъ какъ попавши съ женой и дтьми въ сти жизни, я былъ бы принуокденъ разстаться съ музами. Отказт> обрадовалъ и огорчилъ меня, такъ какъ пока велось это дло, я часто чунстововалъ сожалніе и стыдъ, стараясь лишь не обнаруживать его. Я внутренно краснлъ оттого, что З’нижаясь ради денегъ, совершаю постушокъ совершенно противный моимъ з’бжденіямъ. Но маленькая ошибка рождаетъ другую и т. д. Причиной моей алчности была мечта, родившаяся во мн еще въ Неапол,— стать когда - нибудь дипломатомъ. Шз'ринъ поддерживалъ во мн эту мысль своими совтами и выгодный бракъ являлся для меня основаніемъ будущей карьеры посланника, которая требуетъ большихъ средствъ. Къ счастью, вмст съ этимъ бракомъ разсялись, какъ дымъ, вс мои планы дипломатической карьеры. Я въ сущности никогда не хлопоталъ о подобной слзгжб и то, что объ этомъ желаніи, родившемся и умершемъ въ глуг– бнн моей души, не зналъ никто, кром моего шурина, значительно з’меньшало стыдъ.

Какъ только рухнули эти два замысла, я вдругъ почувствовалъ, что во мн возродилось желаніе путешествовать въ продолженіи, по крайней мр, трехъ лтъ, чтобы по дорог выяснить свое назначеніе въ жизни; мн было 20 лтъ и я могъ не торопиться съ этимъ. Такъ какъ власть опекуна кончается въ нашей стран посл 20-ти лтъ, я свелъ вс счеты со своимъ попечителемъ. Бущучи

теперь въ состояніи ясне разобраться въ своихъ длахъ,, я убдился, что мое состояніе гораздо больше, чмъ обыкновенно говорилъ опекунъ. Но этимъ онъ пріучилъ меня довольствоваться немногимъ и съ тхъ поръ я былъ всегда очень воздержанъ въ своихъ расходахъ. Итакъ, разсчитавъ, что доходы мои равны приблизительно двумъ съ половиною тысячамъ цехиновъ, къ которымъ прибавлялись еще нкоторыя сбереженія за періодъ моего несовершеннолтія, я ршилъ, что для холостого человка въ условіяхъ жизни Пьемонта я довольно богатъ; я не собирался з'величивать своего состоянія и сталъ готовиться ко второму путешествію, которое хотлъ совершить съ большими удобствами, ни въ чемъ себя не стсняя.

Глава VIII.

ВТОРОЕ ПУТЕШЕСТВІЕ ВЪ ГЕРМАНІЮ, ДАНІЮ И

ШВЕЦІЮ.

Получивъ, какъ всегда, съ большимъ трудомъ необходимое разршеніе короля, я выхалъ по направленію къ Вн въ ма 1769 года. Предоставивъ распоряжаться скучными дорожными расходами преданному Иль, я погрузился дорогой въ глубокія размышленія о вещахъ этого міра. И вмсто праздной и несносной меланхоліи, вмсто нетерпливой потребности перезжать съ мста на мсто, которая въ первомъ путешествіи не переставая гнала меня впередъ, я испытывалъ другую меланхолію, тихую и серьезную: она происходила отчасти отъ воспоминанія о прежней любви, отчасти оттого, что я провелъ шесть мсяцевъ въ занятіяхъ возвышенными предметами. „Опыты" Монтэня (если съ тхъ поръ я наз'чился немного мыслить, то я обязанъ этимъ только его книг)— иззтмительные „Опыты" также очень способствовали этомз^. Эти неразлучные мои спз^тники, въ десяти маленькихъ томахъ, были разсованы по всмъ ящичкамъ моей кареты.

Они меня просвщали, плняли и странно льстили моей лни и невжеству. Мн было достаточно на обумъ открыть какой-нибудь томъ и прочесть въ немъ однз’-дв страницы, чтобы потомъ думать о нихъ нсколько часовъ. Но встрчая на каждой страниц латинскія выраженія и вынз’жденный искать ихъ переводъ въ примчаніи, я испытывалъ нкоторый стыдъ, такъ какъ не могъ понять даже простйшихъ цитатъ въ проз, не говоря 3’>ке о тхъ, которыя Монтэнь заимствз'етъ зг великихъ поэтовъ. Я и не пытался разобраться въ нихъ и, какъ невжда, прямо обращался къ примчанію. Боле того, я просто пропзюкалъ отрывки лучшихъ итальянскихъ поэтовъ, которыми переполнено произведеніе Монтэня, не желая длать усилія, чтобы понять ихъ; такъ велико было мое невжество и такъ я забывалъ тотъ божественный языкъ, отъ котораго приходилось отвыкать съ каждымъ днемъ.

По дорог въ Внз" я побывалъ въ Милан и Венеціи, въ двухъ городахъ, которые мн хотлось вновь з’видать; въ Трент, Инсбрук, Аугсбз’рг и Мюнхен я останавливался очень не надолго. Вна показалась мн также мизерна, какъ и Туринъ, но хз'же по мстоположенію. Я прожилъ тамъ все лто, но ничемз' въ ней не научился. Въ іюл я совершилъ экскз'рсію въ Взтдапештъ, чтобы хотя немного повидать и Венгрію. Я опять сталъ бездльникомъ и занимался лишь тмъ, что бывалъ въ самомъ разнообразномъ обществ: но всегда старался остерегаться любовныхъ стей. Чтобы лзшше всего противостоять имъ, я пользовался средствомъ, рекомендованнымъ Катономъ. Во время моего пребыванія въ Вн я легко могъ бы познакомиться и посщать знаменитаго поэта Метастазіо, у котораго ежедневно проводилъ часть вечера нашъ посланникъ, досточтимый графъ Канале. Тамъ собиралось избранное общество, состоявшее изъ немногихъ литераторовъ, и постоянно читались отрывки изъ греческихъ, латинскихъ и итальянскихъ классиковъ. Добрйшій старый графъ Канале, который очень привязался ко мн и не могъ равнодзгшно относиться къ моему бездлью

многократно предлагалъ представить меня Метастазіо. Но кром моей природной дикости и необщительности, я все еще находился цликомъ подъ вліяніемъ всего французскаго и былъ полонъ презрнія къ итальянскимъ книгамъ и авторамъ: собраніе людей, преданныхъ иззученію классической литератзуры, казалось мн компаніей сочныхъ педантовъ. Помимо этого, я имлъ слзучай разъ видть Метастазіо въ Шенбрз'нн въ садахъ императора; я обратилъ вниманіе, как'ь раболпно длалъ онъ обычный поклонъ съ колнопреклоненіемъ передъ Маріей-Терезіей. Увлеченный Плзутархомъ и склонный искать всюдзу абсолютное совершенство, я ни за что не хотлъ встзупить въ какія-либо отношенія съ продажной мзузой, подкупленной деспотической властью, которая была мн такъ отвратительна. Такимъ образомъ, я постепенно превратился въ задумчиваго дикаря и такъ какъ къ моимъ странностямъ примшивались страсти, естественныя для двадцатилтняго юноши, а также ихъ послдствія, то незудиви-тельно, что я слылъ оригиналомъ и чзудакомъ.

Въ сентябр я продолжилъ свое цутешествіе и черезъ Прагзу похалъ въ Дрезденъ, гд остановился на мсяцъ, а оттз'да—въ Берлинъ, гд пробылъ столько же. Попавъ во владнія Фридриха Великаго, которыя показались мн одной огромной газ'птвахтой, я почзувствовалъ еще большее отвращеніе къ подломзт военномзу ремеслз', единственной и отвратительной основ деспотизма, поддерживаемаго тысячами наемныхъ приспшниковъ. Я былъ представленъ королю. Но не только не ощутилъ восхищенія или почтенія, а скоре меня охватило негодованіе и ярость, чзувства, возраставшія съ каждымъ днемъ при вид столькихъ явленій жизни, преисполненныхъ лжи и прикрываемыхъ личиной истины. Графъ де-Финкъ, министръ короля, представлявшій меня, спросилъ, почемзу, состоя на госзу-дарственной слзужб, я въ этотъ день не надлъ своего мз’ндира? Я отвтилъ:— „мн кажется, что при этомъ двор нтъ недостатка въ мзтндирахъ“. Король обратился ко мн съ обычными двз'мя-тремя словами привтствія; я

внимательно наблюдалъ за нимъ, почтительно глядя ему въ глаза и благодарилъ Бога, что не родился его рабомъ. Въ половин ноября я выхалъ изъ этой обширной казармы, Пруссіи, чувствуя къ ней вполн справедливое отвращеніе.

Затмъ я отправился въ Гамбзфгъ, откзща черезъ три дня выхалъ въ Данію. Въ Копенгагенъ я пріхалъ въ начал декабря; страна мн понравилась, такъ какъ я находилъ въ ней нкоторое сходство съ Голландіей. Я, дйствительно, обратилъ вниманіе на ея дятельную торговлю и промышленность, что, обыкновенно, не встрчается при чисто монархическомъ образ правленія. Слдствіемъ этого является общественное благосостояніе, которое сразу бросается въ глаза иностранцу и, конечно, говоритъ въ пользу правителя. Ничего подобнаго нтъ въ Пруссіи, хотя великій Фридрихъ и приказалъ, чтобы науки, искзтс-ства и общественное благосостояніе процвтали подъ зловредной тнью его трона. Можетъ быть, потому мн и нравился Копенгагенъ, что въ немъ нтъ ничего общаго ни съ Берлиномъ, ни вообще съ Прзюсіей; ни одна страна не произвела на меня такого тяжелаго впечатлнія, какъ Прз’ссія, хотя архитектура, особенно въ Берлин, и представляетъ часто прекрасное и грандіозное зрлище; но эти вчные солдаты, какъ только вспомню о нихъ, и до сихъ поръ приводятъ меня въ ярость, которая кипла во мн тогда при вид ихъ.