Как- то сразу смолкли зенитки. И тут же, словно по команде, наши стрелки первыми открыли огонь по истребителю. Враг опасливо огрызнулся -справа от нас прошло несколько разноцветных трасс. Одновременно Иванов осуществил несколько сложных эволюции и истребитель потерял нас из виду.

–  Продолжать наблюдение!
– крикнул командир и, как будто ничего не случилось, как по линеечке, повел корабль боевым курсом. Я быстро прицелился и нажал на боевую кнопку. Десять бомб одна за другой отделяются от самолета. Вот они рвутся в центре узла прямо в гуще воинских эшелонов. Возник один, потом другой пожар.

–  Загорелось! Большой пожар!
– кричит сержант Кораблев, которому сквозь открытый нижний лючок видно все, что делается на земле.

И вслед за нашими одна за другой ложились на железнодорожный узел серии зажигательных и фугасных бомб других экипажей. Пожаров на цели становилось все больше и больше. В воздухе все чаще и чаще появлялись огненные трассы. Глаза были прикованы то к одной, то к другой стороне, где небо сверкало разноцветными пучками пуль и снарядов.

–  Горит, горит!
– крикнул Дегтярев.
– Слева от нас падает горящая машина!

Большим метеором, разбрызгивая в стороны огненные клочья, падал на землю самолет.

–  Не наш ли?
– вырвалось у стрелка Кораблева.

–  Гадать будем после!
– сердито сказал Иванов.
– А сейчас продолжать смотреть в оба. [182]

Удар наших бомбардировщиков по железнодорожному узлу был сокрушительным. Но наше хорошее настроение омрачало то, что на аэродром не возвратился экипаж младшего лейтенанта Кукушкина.

Все сходились на том, что самолет Кукушкина был подожжен ночным «мессером». И теперь нас волновало одно: успел ли экипаж выброситься из горящего самолета с парашютами?

Ко второму полету на Дебрецен летный состав готовился тщательнее. Всем хотелось учесть печальный урок прошлой ночи, лучше подготовиться и отомстить за воинов экипажа Кукушкина. И, видимо, поэтому налет на железнодорожный узел и нашего, и соседних полков был особенно сильным. Бомбардировщики, запутывая противовоздушную оборону врага, подходили к цели с нескольких направлений. Разрывы зажигалок и фугасок были настолько частыми, что глаз не успевал за ними уследить.

Как и в первый налет на Дебрецен, в небе рыскали вражеские истребители. Они встречали нас и на маршруте, и на подходе к цели, и над ней. Но помешать выполнению боевой задачи они не смогли. [183]

Горела прусская земля…

Фронт стремительно уходил все дальше на Запад. Ежедневно к нам на тыловые аэродромы приходили радостные волнующие вести: советские войска, взламывая оборону противника, форсируют реки и каналы, занимают все новые и новые промышленные районы и города.

Вот и сегодня утром, 10 апреля, радио принесло радостное известие: советские войска штурмом овладели городом и крепостью Кенигсберг! В информации говорилось: «Остатки кенигсбергского гарнизона во главе с комендантом крепости генералом от инфантерии Ляшем и его штабом 9 апреля 1945 года прекратили сопротивление и сложили оружие. Пал Кенигсберг - очаг пруссачества, острие, направленное в сердце славянства, столица прусского духа, идеологии подлых захватов…»

Наш полк базировался тогда на одном из аэродромов Польши. Отсюда по окруженной фашистской группировке в Восточной Пруссии мы совершили десятки налетов. Вот и сегодня шла интенсивная подготовка самолетов к очередному вылету на Кенигсберг, как вдруг был объявлен «отбой». После этого летчики и технический состав без каких-либо предупреждений стали собираться возле командного пункта. Вскоре сюда пришли начальник штаба полка майор Погорецкий и заместитель командира по политчасти майор Малышев. Оба они были в превосходном настроении, улыбаются.

–  Вижу, ждете добрых вестей?
– приветствуя собравшихся, заговорил Погорецкий.

–  Теперь все вести добрые, - в тон начальнику штаба ответил летчик Юмашев.

–  Правда, что гарнизон Кенигсберга сдался?
– нерешительно спросил техник-лейтенант Касаткин. [184]

–  Да, Кенигсберг пал!
– ответил майор и добавил: - И снова русские солдаты дали по зубам псам-рыцарям!

Я стоял недалеко от Погорецкого и видел, как радостно засияли лица воинов, послышались восторженные возгласы: «Пришел конец пруссачеству!», «Наши снова проучили тевтонских рыцарей!» А вездесущий воздушный стрелок Альфред Ашкинезер старался запечатлеть на пленку фотоаппарата, как он говорил, «яркие сценки полковой жизни». Он к тому же и храбрый воин. Совершил более 250 боевых вылетов. Четыре раза прыгал с горящего бомбардировщика и все четыре раза невредимым возвращался в свою часть.

Но вот гомон стих, и Погорецкий как-то особенно возвышенно продолжал:

–  Битва за Кенигсберг - завершение битвы за Восточную Пруссию. В ней сказалось торжество нашей стратегии. Это была смелая и искусная операция. Подумайте сами: лишь в начале января части Красной Армии вторглись в Восточную Пруссию, а уже 26 января комбинированными ударами с востока, юга и севера наши войска отрезали всю восточно-прусскую группировку немцев от центральных районов Германии. 15 марта группировка была расчленена, а затем уничтожена в гигантских «мешках». Три дня назад наши войска начали штурм Кенигсберга, а вчера поздно вечером он уже пал.