материалов к «Крушению гуманизма», VI, 460). В человеке массы, социальных

низов зрелый Блок видит основу новой истории, в нем же он находит и

наибольшую полноту жизни и вместе с тем — поэзии. Все эти позднейшие

высказывания Блока, связанные с проблемой «народа» и «интеллигенции»,

необходимо помнить, говоря о более ранних периодах развития поэта.

Разумеется, в таком именно виде их еще нет у Блока в годы, непосредственно

следующие за первой русской революцией, — но именно в эти годы

зарождается весь этот цикл блоковских размышлений о «стихии» и «культуре»,

«народе» и «интеллигенции». Ведущей нитью, основой основ тут, как

показывает соотношение стихов и прозы, является представление об

объективно социальной основе коллизии народа и интеллигенции. Это тот

разрез современной национальной жизни России, который Блок видит прежде

всего: общественное неравенство людей в смысле овладения культурой или

обделения ею.

Сквозь итоговые обобщения блоковских размышлений о социальных

коллизиях старой России отчетливее видны внутренние закономерности

движения этих же тем в предшествующем развитии Блока. К острому

творческому кризису, обнаруживающемуся в «Песне Судьбы», подводит как

лирика Блока, так и его проза, и сам этот кризис представляет собой во многом

особый этап в развитии темы народа и интеллигенции. Уже в первых крупных

прозаических произведениях Блока (они относятся к 1906 г.) в том или ином

виде присутствует тема народа и интеллигенции. В статье «Безвременье»,

наиболее важной для начального этапа в деятельности Блока-прозаика, ввиду

сосредоточения главного внимания на внутренней, духовной стороне

анализируемых явлении, в прямом виде эта тема проступает относительно не

особенно сильно, однако связь «Безвременья» с такими стихотворениями, как

«Осенняя воля», или трилогией лирических драм говорит о том, что проблемы

«народа» и «интеллигенции» присутствуют и здесь. Более непосредственно,

явно обнаруживается эта тема в других крупных прозаических работах

1906 г. — «Поэзия заговоров и заклинаний» и «Девушка розовой калитки и

муравьиный царь». В статье «Поэзия заговоров и заклинаний», писавшейся для

издания научного литературоведческого типа, исследование своеобразных

жанров бытового народного искусства заговоров и заклинаний, при всей

серьезной филологической выучке Блока, достаточно далеко от

узко-«фольклористических» задач и подчиняется художественным поискам

современного писателя. Через всю статью проходят два местоимения: «мы» и

«они», это членение таит за собой мысль о социальном разделении

современной России на низы, «народ», и культурные верхи,

«интеллигенцию», — на тех, для кого и сегодня заговоры и заклинания

представляют собой духовно-жизненную реальность, и на тех, у кого совсем

иное мировоззрение. Сами эти слова — «народ» и «интеллигенция» — не

употребляются, но вне их подтекстового существования произведения как

художественного целого просто не было бы: это основа основ в сложном

образном движении статьи. «Магическое» мировоззрение народа толкуется как

причастное «стихиям» и потому — высокой поэзии: «Чем ближе становится

человек к стихиям, тем зычнее его голос, тем ритмичнее — слова». Эти же

слова, составляющие суть жизни и искусства, «… мы находим теперь

обессиленными и выцветшими на бледных страницах книг» (V, 52). «Мы» —

это «культурные» социальные верхи, «интеллигенция»; «музыка», «ритм»,

«творческие слова» — с «народом» и в нем. Вместе с тем для Блока важнее

всего вовсе не посрамление одной из сторон коллизии и восхваление другой, но

сам драматизм их раздельного существования, — речь идет о подлинном и

ложном и там, и тут. И «мы», и «они» вступили в ложный круг отношений

тогда, когда разлучились со «стихией»; творческая, внутренне полноценная

жизнь бывает тогда, когда «… человек — сам-друг с природой», — «а там, где

поселяется привычка, блеск поэзии затуманивается, притупляется ее острие»

(V, 59). Мещански ограниченная жизнь современности в разных формах, но