Шрифт:
выражена в стихотворном сборнике, трижды переиздававшемся начиная
с 1886 г. Этот сборник определенным образом организован, в него вложен весь
поэтический опыт Апухтина, он построен под известным идейным углом
зрения. Нарушены, сдвинуты хронологические рамки, поздние стихи часто
даются прежде ранних, интимная лирика, явно больше всего одушевляющая
поэта, окружается стихами обобщающих и описательных тем, как бы
перетолковывающих и объясняющих ее. Ключ к внутреннему замыслу книги и
основополагающему лирическому принципу зрелого Апухтина, выраженному в
построении книги, — именно в этих перемежках, в этих взаимоистолкованиях,
перетолкованиях отдельных стиховных тем друг другом. Строится своего рода
цельное повествование о жизни современной души, своего рода
психологический «роман жизни». Подобная тенденция намечалась и крепла в
поэзии 40 – 50-х годов. Так попыталась обобщить свой путь в литературе и в
жизни Каролина Павлова в своем итоговом (и тоже единственном) сборнике
стихов 1863 г. Любопытно, что молодой Апухтин, печатавшийся в «Искре»,
выступил там в 1860 г. с довольно злой пародией на поэму К. К. Павловой
«Кадриль». Не только поиски Апухтина в области поэмы сходны с «Кадрилью»,
но и стилистические принципы поэзии Апухтина, в широком смысле слова, во
многом примыкают в итоге как раз к поэтическому опыту Каролины Павловой.
Сборник Апухтина открывается опытом поэмы (в подзаголовке
характерным образом жанрово определенной как «отрывки из дневника») «Год
в монастыре». Это — прозаического типа стихотворное повествование о
непреодолимой силе любви, сначала толкающей «светского человека» к уходу в
монастырь, а затем, по первому зову возлюбленной, — к бегству из монастыря.
Дело у Апухтина не в эффектном сюжете (хотя и эффектность его не случайна),
а в прозаически анализируемых, детально психологически обосновываемых
портретах героев. В условиях прозаической, опустошающей своей
обыденностью современной жизни, при отсутствии сколько-нибудь
увлекательных больших целей и идеалов в жизни, приобретает особую силу,
власть над человеком такая вот страсть — в сущности, бессмысленная и
бесплодная. Эффектность основного поступка героя — чистый случай.
Эксцентричность действий героя здесь — именно следствие того, что нет
действий, прямо и ясно выражающих широкую социальную практику,
достаточно привлекательную для людей. Большая социальность ушла из жизни
людей (нет «веры»), поэтому единичной жизнью человека играет случай. Это —
целая литературная программа. Апухтин делает главный акцент на
современный быт, на прозаического типа психологизм, строит стихотворение
как современный рассказ в прозе, — скажем, стихотворение «С курьерским
поездом», где повествуется о встрече пожилых людей, любивших друг друга в
молодости и, естественно, разочаровавшихся при попытке начать снова жизнь и
любовь в старости. (Тут опять в какой-то мере продолжен опыт «рассказов в
стихах» К. Павловой, по-бытовому переосмысляемых у Апухтина.) Такого типа
людская жизнь и поведение естественно дополняются бытового же типа
«эксцентрикой» — уголовной хроникой, по-бытовому же, с развернутым
психологизмом раскрываемой («Из бумаг прокурора»). Все это содержательно
расширяется в некую обобщающую картину современной жизни экскурсами в
историю, в давнюю, более яркую и красочную жизнь в историческом прошлом,
жизнь, которой нет и не может быть сегодня (стихотворения «Венеция»,
«Старая цыганка»). Сама социальная тема в прямом виде в этом контексте
превращается в некую жизненную эксцентрику, в психологически обостренный
до мелодрамы рассказ об одиночестве, заброшенности человека в современной
жизни («В убогом рубище, недвижна и мертва…»).
Но рядом с таким вариантом социального психологизированного «рассказа
в стихах» печатается шедевр интимной лирики Апухтина — «Ночи безумные,
ночи бессонные…». Ясно, какую трансформацию претерпевает здесь лиризм в
собственном смысле слова. Лирика приобретает тоже повествовательный