Шрифт:
1918 г., VII, 317). При всей противоречивости и спорности общей концепции
Блока ясно одно: в подтексте тут везде революционная Россия, противостоящая
буржуазной деградации Запада; само слово «варвары» как бы произносится
западным буржуазным человеком с его деградировавшей личностью
(«мордой»). Уже современники усматривали в общеисторической части
подобных мыслей Блока связь с идеями Пушкина: «… у нас было свое особое
предназначение. Это Россия, это ее необъятные пространства поглотили
монгольское нашествие. Татары не посмели перейти наши западные границы и
оставить нас в тылу. Они отошли к своим пустыням, и христианская
цивилизация была спасена»233. Эта пушкинская мысль — одно из главных
слагаемых общей концепции «Скифов»:
Для вас — века, для нас — единый час.
Мы, как послушные холопы,
Держали щит меж двух враждебных рас
Монголов и Европы!
Характерное для поэта нового времени тут в том, что пушкинская мысль
воспринимается сквозь блоковские идеи русской революции как носительницы
новой культуры, противостоящей «старому миру» в более широком смысле, чем
просто и только капиталистическая Европа; понятно, что «старый мир» для
Блока — это и русский «буржуй», и процессы духовного распада в старых
культурных слоях России. В «мировом масштабе», по Блоку, Россия с ее
революцией никак не совпадает ни с цивилизованным одичанием
капиталистического Запада (против него в основном и направлены «Скифы»),
ни с «монголами», с их тоже старыми жизненными укладами. Ясно, что в
общей концепции Блока многое запутано и неверно; важно, однако, помнить,
что для поэта все это связано с русской революцией и новой личностью —
человеком массы.
Наиболее законченное развитие (с максимально возможной для Блока
ясностью) весь этот круг идей нашел в статье «Крушение гуманизма».
Знаменитый блоковский доклад о гибели старого гуманизма (1919) далек от
нашей темы и к тому же относится к несколько иному этапу эволюции Блока,
чем тот период, о котором у нас сейчас идет непосредственно речь; однако в
послереволюционном движении Блока есть и устойчивые, неизменные аспекты
некоторых общих концепций. Только в этом смысле и можно здесь ссылаться на
некоторые построения из «Крушения гуманизма». Блок говорит в «Крушении
гуманизма» об эпохах «культуры», т. е. высокого, расцветающего и потому
наиболее цельного типа жизни, и об эпохах «цивилизации», т. е. эпохах,
прикрывающих внешней благоустроенностью внутренний распад, омертвение и
233 Письмо А. С. Пушкина к П. Я. Чаадаеву от 19 октября 1836 г.
(перевод). — Пушкин А. С. Полн. собр. соч., Л., АН СССР, 1949, т. 16, с. 392
(оригинал, с. 171).
нецельность. Современный буржуазный уклад жизни в Европе Блок
рассматривает как гибнущий, внутренне омертвленный, бездуховный.
Носителем новой культуры, нового типа жизни и там выступает революционная
Россия. «Если же мы будем говорить о приобщении человечества к культуре, то
неизвестно еще, кто кого будет приобщать с большим правом: цивилизованные
люди — варваров, или наоборот: так как цивилизованные люди изнемогли и
потеряли культурную цельность; в такие времена бессознательными
хранителями культуры оказываются более свежие варварские массы» (VI, 99). В
«Крушении гуманизма» наиболее широко и законченно выступают
общеисторические взгляды Блока; как видим, и здесь нет отрицания ни
гуманизма вообще, ни его воплощения — человеческой личности, ибо понятие
«культура» у Блока и есть наиболее широкая, многосторонняя концепция
гуманизма и личности. Отрицаются и здесь, в сущности, «старый мир» и
представляющая его культура, ставшая «цивилизацией», и соответственно —
старая личность. С другой стороны, старую культуру Блок полностью не
отрицает; напротив, он утверждает, что она доступна в подлинном своем
значении только человеку революционной эпохи, человеку массы. Так же
обстоит дело и в «Скифах»:
Мы любим все — и жар холодных числ,
И дар божественных видений,
Нам внятно все — и острый галльский смысл,