социологических проблем, а что поэт «просто описывает свою собственную

жизнь»61. Очевидным образом пытаясь оттолкнуться от символизма и явно его

упрощая, Гумилев вместе с тем стилизует Блока под искомую им

акмеистическую «простоту», хочет сделать старшего поэта своим союзником в

этих поисках упрощенной, лишенной большой жизненной противоречивости,

конкретности. Такой конкретности в книге Блока нет, Гумилев приписывает

Блоку то, что он хотел бы в нем видеть. Другой критик видел за образами

первой книги Блока «… незатейливую, русскую провинцию: помещичью

усадьбу на холме, голубятню, румяную соседскую барышню, речку, церковку,

61 Гумилев Н. С. Письма о русской поэзии Пг., 1923, с. 154 – 155.

молодой березняк». Далее оказывается, что Блок «… преображал житейское в

Иное»62. Первая часть описания очень колоритна, но к книге Блока

безотносительна; во второй части Блок больше похож на Андрея Белого, чем на

самого себя. Описание, видимо, подсказано любовью к поэзии Блока, но оно

неточно. Реальный оригинал от него далек.

Критики пытаются найти у молодого Блока прямые и открытые связи с

реальным миром человеческих отношений, с действительностью — поэтому у

них и получается так, что «роман о Даме» может быть прочитан в кругу этих

отношений, «реально». На деле же у Блока очень острое чувство общего

неблагополучия, катастрофичности, и оно воспринимается в явных связях с

драматизмом личных отношений, но и то и другое принимает фантастическую

форму потому, что как раз отсутствует среднее звено: обычный ряд людских

связей, та повседневная жизнь, которая чаще всего образует «материю»

искусства. Это связано со стремлением Блока разделить и противопоставить

друг другу «космически-общее» и социально-общественное, в чем выражается

идейная незрелость Блока. Но косвенно в этом же проступает и сильная сторона

блоковской поэтической деятельности: неверие в мистические схемы,

обобщающие и подгоняющие под идеалистический шаблон реальные

отношения. В «театральном драматизме» блоковских лирических сюжетов

сказывается присущее Блоку, как большому поэту (хотя и «начинающему»),

чувство жизни.

Совсем иначе все в этом смысле у Андрея Белого: он не боится включения

в лирику действительной ситуации, потому что он верит в мистическую схему, с

которой прямо соизмеряется реальный материал. В «Золоте в лазури» есть

целый ряд стихов, где зарисовки реальных отношений по-особому лирически

освещены. Таковы стихотворения из раздела «Прежде и теперь». «Прежде» —

это стилизации под XVIII век, «теперь» — попытки нарисовать сегодняшних

людей. Вот стихотворение «Свидание» (1902):

Время плетется лениво

Все тебя нету да нет.

Час простоял терпеливо.

Или больна ты, мой свет?

Рисуется любовь современного «фабричного», рабочего; воспроизводится

бытовая обстановка, передается все в речевом колорите героя. Ситуация

освещена лирически — и одновременно иронически. В своем роде это —

стилизация; автор не сливается с героем, а смотрит на него сбоку: он и жалеет

героя, и видит его переживание как «недолжное», в свете мистического идеала.

Ирония тут близка к соловьевской: действительность берется в «синтезе» с

идеалом, и одновременно подчеркивается ее всегдашнее несоответствие

мистическим схемам Такой ход дает в итоге лирический гротеск: «быт» всегда

62 Чуковский К. Книга об Александре Блоке, с. 28 – 29.

обобщен, как смешной кошмар:

Я встревожен назойливым писком:

Подоткнувшись, ворчливая Фекла,

Нависая над улицей с риском.

Протирает оконные стекла.

(«Весна», 1903)

В финале откровенно выражен «недолжный», гротесковый характер

действительности, вечно далекой от идеально-мистических стремлений:

В синих далях блуждает мой взор.

Все земные стремленья так жалки…

Мужичонка в опорках на двор

С громом ввозит тяжелые балки.

Все здесь в художественном смысле благополучно, потому что всему отведено

свое место: низкая действительность всегда низка, и рисовать ее следует