Под душем стоит обнаженная (а какая еще?!) девушка с черными, как зависть, волосами.

Челюсть моя обмякла, руки безвольно повисли, ноги ста­ли ватными. Я словно получил «правый прямой в подборо­док». Нет, я не упал, но невидимый рефери начал отсчет: «Один, два, три...» Где-то на цифре семь красотка оборачива­ется и звонким голосом спрашивает:

– Тебя учили стучать?

Я бормочу какие-то слова извинения и, пятясь, открываю задом дверь.

Ретировавшись, прохожу в комнату, опускаюсь в кресло и пытаюсь размышлять.

Что, собственно, происходит? Да ничего сверхъестест­венного. Очаровательная барышня в моей квартире прини­мает душ. Знакомая ситуация. Ситуация знакомая, а ба­рышня - нет. Вот и все.

На диване лежат ее вещи: белая футболка, голубые джин­сы, носки...

Слышу:

– Предлагаю выпить чаю!

Что ж, неуместное, но разумное предложение. За чашкой чая поболтаем, познакомимся, обсудим... Я киваю, хотя видеть она меня не может.

Отправляюсь на кухню, включаю чайник. Закипает вода. Запариваю чай.

Когда тушу окурок, на пороге возникает моя незнакомка, завернутая в полотенце.

Может, и перекусим по бутерброду.

Сейчас, - говорю, - сделаю.

А я пойду оденусь.

Хорошая идея.

Из хлеба, колбасы и сыра сооружаю пару бутербродов.

Сколько тебе сахару?
– кричу в сторону комнаты.

Как себе!
– доносится оттуда.

Я засыпаю в чашку три ложечки сахара.

Она возвращается уже одетой. Я откровенно рассматри­ваю ее, любуюсь: поразительно похожа на американскую ки­нозвезду прошлого века Одри Хепберн.

Она усаживается за стол, берет бутерброд, пьет чай и... молчит. Упорно молчит. Словно не понимает, что я жду ка­ких-то объяснений. Приходится начать самому:

Вы кто?
– спрашиваю любезно.

Соня.

Имя она произнесла так, словно оно все объясняло. Во всяком случае, я надеюсь, что это имя.

А я Леня.

Знаю. Я смотрела твой паспорт. Тридцать три года, же­нат. Трое детей.

На самом деле я в разводе. А детей, возможно, больше. Или меньше. В этом вопросе мужчина никогда не может быть точно уверенным.

– Ты почему не ешь?

Нет аппетита.

Тогда я съем еще один.

На здоровье.

И опять она молчит. Делает вид, что все в порядке. Что нет никакого недоразумения.

Позже, когда я узнал ее получше, выяснилось что она ко всему происходящему в мире - что бы ни случилось - отно­сится как к должному. Она ничему никогда не удивляется. И не понимает людей, которых что-то способно удивить.

Послушайте, Соня, вам не кажется, что меня необходи­мо слегка просветить?

По поводу?

По поводу того, что я застал вас в душе.

Она пожимает плечами:

Ты сегодня слишком рано вернулся.

Жду, но она не собирается ничего добавлять.

Понятно,- говорю.

Я уже опаздываю, - сообщает она.

Правда?

У меня в одиннадцать тридцать встреча с Чичиковым.

– Вот как... Гм...

– М-гу.

Соня хватает последний бутерброд и спустя мгновение испаряется.

Напоследок я слышу из прихожей:

– До завтра!

Затем щелчок замка и звук захлопнувшейся двери.

До вечера во мне крепнет подозрение, что кто-то из нас двоих - сумасшедший.

Есть еще предположение, что она какая-нибудь родст­венница Михаила Николаевича, о которой он не посчитал нужным упомянуть.

Ладно. Разберемся.

9.

Итак, я вновь безработный. Не скажу, что меня это силь­но беспокоит, но относиться безразлично, вернее сказать с полным пофигизмом, присущим мне в молодые годы, я уже никогда не смогу.

В тридцать три хотелось бы хоть какой-то стабильности и уверенности в завтрашнем дне.

Деньги пока есть. Но их мало. Недели на две. А ведь еще надо и детям хоть изредка чего-нибудь отсылать.

В общем, как ни крути, безработица это хорошо, но она мне сейчас не по карману.

К вечеру оживает мобильник. Вначале звонит Лирчук:

Ленька, заедь завтра к одиннадцати за расчетом.

Много там?

Да нет, сотни две. Но у меня будет к тебе одно деловое предложение.

Интересно. Выкладывай.