Шрифт:
Ты ушел с концами?
Да, поверь, я никогда в жизни к ней не вернусь. Хватит!
А что, - спрашиваю, - произошло?
Весь день, часов пять, она пилила меня, читала нотации, даже оскорбляла, провоцируя меня и пытаясь втянуть в перепалку с ней. Она же без скандала не может. Скандалы заменяют ей секс. Так вот, значит, с самого утра она доставала меня, но я упорно хранил молчание, уставившись в телевизор. Она извергала целые монологи, а я был нем, как дохлый окунь. Наконец она не выдержала, у нее сдали нервы, она подошла к телику и выдернула шнур из розетки! Я встал, дал ей в морду и ушел.
Он наливает. Выпивает. Запивает.
– А вещи?
Седой меняется в лице:
Твою мать... Я ничего с собой не взял... Ушел в чем был...
Ну ты даешь...
Ничего страшного. Я сейчас съезжу назад!
Он повторяет нехитрую процедуру: наливает, выпивает, запивает.
– Может, уже завтра?
Седой отрицательно машет головой.
– Только сегодня. Нужно покончить с этим раз и навсегда.
Он закуривает и встает из-за стола.
Ничего не убирай. Я скоро вернусь.
Уверен?
– Да. Возьму костюм, рубашки, джинсы, плавки... И Библию.
Библию?
В ней я прячу заначку.
Почему в Библии?
Потому что такая ведьма, как моя, никогда в жизни туда не полезет.
Он уходит.
Чувствую, что самым правильным было бы отправиться вместе с ним, но трезвым я плохо переношу выпивших людей.
Ладно, успокаиваю себя. Ничего с ним не станется.16.
...Седой ушел около пяти, а сейчас уже полдесятого.
Не то чтобы я сильно за него волнуюсь, он взрослый мужик, и я ему не нянька, но все-таки на душе «скребутся кошки». Живем в страшное время. Убить могут за вшивый мобильный телефон. Да что там телефон! За бутылку убивают.
Он был не особенно пьяным. Но я прекрасно знаю Танилюка. Он же будет заглядывать в каждый бар по дороге. А в такой ситуации силы могут закончиться раньше, чем деньги.
Нет у нас культуры пития. Пьем без меры. Что попало. Мешая водку, пиво и коньяк. Почти не закусывая. Зачем такого убивать, чтобы ограбить? Достаточно подождать - сам свалится.
Хотя мы народ стойкий, закаленный... Уже и сил никаких нет, и сознания, в общем, тоже, и речь бессвязна, но мы доходим, доползаем до родного порога. «Здравствуй, мама, возвратился я не весь».
Тем не менее, решаю убедиться, все ли с ним в порядке.
Вначале звоню ему. Глухо. Тогда звоню Джульке - его забитой жизнью супруге.
Привет, - говорю.
– Седой пришел?
Приперся, - отвечает.
– Час назад. В разобранном состоянии.
Спит?
Ага, его уложишь. Позвать?
Она пытается подавить в себе раздражение, старается не демонстрировать его мне, но голос все равно выдает ее истинное отношение.
Не обязательно, - говорю.
– Просто хотел убедиться, что он не попал в историю.
Сейчас.
Спустя четверть минуты в трубке раздается глухой голос Седого.
– Ленька, короче, она меня не пускает.
Ну правильно. Ложись спать.
Я ей объясняю. Что я ухожу на-все-гда, и мое решение незбы... незыблемо, а она говорит: «Завтра поговорим». А я решил - сегодня. В смысле, я давно решил. Хватит! У меня нервы тоже не провода телеграфные, не фиг на них сидеть!..
Но она упрямая, как водка.
Хорошо, - говорю.
– Ложись спать. Завтра поговорим.
И ты туда же!
– И я, Цезарь. Пока.
Даю отбой.
«Упрямая, как водка», - сказал он о ней.
Я прекрасно понимаю логику этой фразы. Знаю, о чем он. Танилюк всегда похмелялся. Но по утрам его организм водку не принимает. Я неоднократно наблюдал, как он опорожнял стакан, но водка рвалась наружу. Он осторожно вырыгивал ее в стакан, помутневшую... Он матерился и вновь отправлял содержимое стакана в глотку. Снова начиналась борьба. Иногда он ее выигрывал, иногда нет. Но не сдавался!
Думаю, что он был куда упрямей, чем водка.
17.
Под утро мне снилась какая-то ересь. Будто прихожу домой и слышу - кто-то в ванной. Я-то уже знаю кто. Врываюсь, а там никого. Слышу, на кухне. Я туда, и там нет Сони. Никого нет. В комнате! Я в комнату! Где она? И как ей удается перемещаться незамеченной. Чертовщина...
Замахавшись ловить Соню по квартире, я будто бы прилег на диван. Голова разболелась. Прилег, глаза прикрыл... и услышал Сонин голос над собой: