Шрифт:
– Вставайте, граф, зовут из подземелья.
Я открываю глаза и действительно вижу стоящую надо мной Соню. И это не сон. Я проснулся.
– Вот тебе раз, - говорит.
– Ты что - проспал? Почему ты не на работе?
Во-первых, меня уволили. А во-вторых... Какой сегодня день? Воскресенье?
Суббота.
А во-вторых, мне снова на работу аж послезавтра. Но в другом качестве.
Ничего не поняла. В общем, ты сегодня дома.
Я тоже мало что понимаю. Например, откуда у вас ключи от квартиры.
Это мои ключи.
Я привстаю, опершись на локти:
Что значит - мои? Откуда?
До тебя эту квартиру снимала я. Два месяца. А потом Михаил Николаевич повысил плату. А деньги у меня кончились, я и по старой плате не могла. Вот я и переехала к подруге в общагу. Но у них там вторую неделю нет воды.
Ясно, - говорю, - ясно. Но ведь, съезжая, вы должны были отдать ему ключ.
Я и отдала.
Тогда каким образом ...
На старый Новый год я потеряла ключ. Позвонила Михаилу Николаевичу. Он сделал другой, отдал его мне. А спустя месяц я нашла тот, первый.
– Где?
В сумочке.
– М-да...
Допрос окончен? Можем идти завтракать?
Можем. Иди, мне надо одеться.
Я решил тоже перейти на «ты».
Стесняешься?
– спрашивает она.
Представь себе, - бурчу в ответ.
Надо же! Как вламываться ко мне без стука в ванную -пожалуйста!
– никаких стеснений.
Я не знал, что там ты.
Какая разница. Кто бы там ни был, интеллигентные люди прежде, чем войти, спрашивают разрешения.
Чего ты, - интересуюсь я, - хочешь?
Она усаживается в кресло.
Справедливости.
Да ради бога.
Отбрасываю одеяло, встаю...
Я так и знала. Любишь спать голым?
Почему бы нет. Если один...
Я тоже. Если не одна.
Одеваюсь. И мы отправляемся на кухню. Завтракать.
18.
На завтрак Соня сварила гречку, пожарила гренки с яйцом, открыла банку с кабачковой икрой.
Сидим, кушаем. Я изредка поглядываю на нее исподлобья, изучаю.
Ты не похожа на приезжую.
Не похожа, - соглашается она.
– Я местная.
– А зачем, - спрашиваю, - квартиру снимала?
– Жить негде. Папу удар хватил. Парализовало. Мама за ним третий месяц ухаживает. А я его таким видеть не могу. Больно и страшно.
– Другими словами, сбежала от проблем и ответственности. Думал, она обидится. Оскорбится. Или начнет оправдываться. А она только кивает в ответ.
– Да, - говорит, - сбежала.
Я удовлетворен и слегка разочарован. Я готовился к атаке, а противник спокойно вывесил белый флаг и тут же забыл о моем существовании.
Был у меня в юности знакомый философ. Отстаивал идею замкнутого круга. Якобы каждый человек всю свою жизнь движется по кругу. Совершает одни и те же ошибки, сближается с женщинами определенного типа, делает судорожные попытки вырваться из этого порочного круга, и те, кому удается, - попадают в другой круг, затем пытаются вырваться из него, попадают в следующий и, по сути, движутся по кругу. Примерно так.
Но я не об этом. Сам философ был забавен. Что бы я не утверждал, он тут же занимал противоположную сторону и спорил со мной часами, спокойно и аргументированно.
Тема спора не имела значения. Его занимала сама дискуссия. Игра ума. Эквилибристика мысли.
Я мог сказать простую ничего не значащую фразу, к примеру:
– Ну и погодка, аж жить не хочется.
И он принимается уверять меня в том, что именно мое настроение окрашивает погоду в мрачные тона, а не наоборот.
Доходило до смешного. Однажды я заметил, между прочим, что не люблю костлявых женщин. Он стал доказывать, что на самом деле - люблю. Закончилось все тем, что он меня убедил. Плавно подвел к тому, что ненависть - есть последняя степень любви, как грязное есть последняя степень чистого.
Мне очень нравилось бывать в его обществе. Обожал я с ним вот так посидеть и поспорить на отвлеченные темы.
Мягкий голос Сони выводит меня из области преданий:
Насколько я понимаю, то кресло раскладывается?
Да, это кресло-диван.
– Так, может, я у тебя переночую. Месяц-другой. Я говорю: -Ночуй. Она говорит:
– Могу готовить, стирать, убирать и поддерживать видимость беседы.
– То, что надо.
– Могу с тобой переспать.Я делаю вид, что всерьез обдумываю ее предложение, потом отвечаю: