Виталик посмотрел на меня удивлённо:

– Сейчас? А если там…

– А если там Канарейка, то имей мужество встретиться с ним достойно, а не бегай огородами, как Маринка сейчас правильно заметила. И вообще… Твоя мама, я так понимаю, Вадьку терпеть не может, да? Вот только я не представляю, каким образом она бы вытащила тебя из той грязной квартиры без помощи Канарейки? Олежка, ваш участковый, вряд ли согласился бы тащить тебя на себе до дома.

Излив свои эмоции, я перевела дыхание. Больше добавить было нечего. Виталик стоял, низко опустив голову, всем своим видом напоминая мне побитую собаку. Он и сам прекрасно понимал, что я права, поэтому и не спорил. Я легонько тронула его за плечо:

– Пойдём, хватит дурью маяться. Всё будет хорошо.

44

Как это поётся в старой военной песенке о юном барабанщике: мы шли под грохот канонады…Создавалось впечатление, что наш скромный, неказистый посёлок внезапно превратился в поле боя: ночное небо, и без того светлое от звёзд, каждую минуту расцвечивалось яркими вспышками ракетниц, барабанные перепонки разрывало от выстрелов. Повсюду раздавались крики и пьяные голоса. В окнах моей квартиры свет не горел – родители тоже уже успели обзавестись здесь какими-то друзьями и ушли к ним в гости на всю ночь…

Дверь нам открыла Наташа. Изумительно хорошенькая с забранными в хвостик соломенными волосами, она уставилась на Виталика своими удлинёнными серыми глазами как на нечто необыкновенное и совершенно неожиданное.

– Ой… Привет. – Кажется, сказала она персонально ему и тут же посторонилась. – Заходите…Мы думали, что вы уже не придёте.

Слава богу, меня она всё-таки соизволила заметить и объединить с Виталиком в одно общее «вы». А самого Виталика сейчас наоборот волновало Наташино первое местоимение «мы».

– Вас тут много? – Спросил он, всё ещё не решаясь раздеться. Мог бы и не задавать глупых вопросов – и так было видно, что гостеприимная квартира Ворониных сегодня кишит людьми. Отовсюду доносились голоса – из обеих комнат, из кухни и даже из ванной. Вешалка в прихожей едва умещала верхнюю одежду, а об раскиданные по полу сапоги и ботинки мы то и дело спотыкались. Где-то работал телевизор – скорее для фона и совсем тихо, его заглушали громкие человеческие разговоры.

Я гораздо увереннее Виталика скинула куртку и расшнуровала полуботинки.

– А где Татьяна Евгеньевна?

– Мама? Там… - Наташа кивнула на гостиную, где мы с Виталиком когда-то пили чай. Подумать только, как давно это было – в день нашего знакомства!

– Наши ребята ещё тут? – Это осмелился наконец-таки спросить Виталик. Бог мой, да его просто заклинило на одной мысли! Наташа скептически приподняла тонкие светлые бровки:

– Если ты имеешь в виду своего Канарейку, то он тоже там. – Новый кивок в сторону гостиной. – Как всегда, в центре внимания, с гитарой в обнимку. Поёт как соловей.

– Как канарейка. – Машинально поправила я и подумала, что прозвище у Вадима очень удачное, нарочно просто не придумаешь. Вот Варя, например, тоже из семейства Канаренко, а ведь никто и не пытается наградить её созвучным погонялом. Потому что не поёт, а только танцует как балерина.

– Так, так, так… И кто это тут у нас пришёл?!

Звонкий девчоночий голос Ирины Павловны Овсянниковой выплыл в прихожую вместе с маленькой чёрной видеокамерой, и мы, вновь прибывшие, тут же попали в объектив.

– Так! Ксюша и Виталик! – Торжественно провозгласила Ирина Павловна. – Как приятно снова видеть вас вместе! Вы прекрасная пара и здорово смотритесь! Ну-ка, улыбнитесь, ребятки, и скажите чего-нибудь для истории!

Овсянникова была в своем амплуа – говорила, как из пулемёта строчила и, конечно же, улыбалась во весь свой большой, комичный рот. Очень приятно было её тут встретить. Мы послушно, как дети, приветственно помахали руками, хором поздоровались словно в саду на утреннике. Откуда-то из под локтя Ирины Павловны вынырнула маленькая Иришка и мячиком покатилась к нам.

– О! Какие люди в Голливуде! Привет-привет, давненько вас не было! А там Канарейка песенки смешные поёт! Все так и падают! Хотите послушать?

Если честно, мне безумно хотелось послушать Вадима – я обожала его импровизации , исполняемые вживую. Однако Виталик вдруг засуетился.

– Надо руки сперва помыть. И посмотреть, может на кухне какая-то помощь нужна.

Определённо, он спятил. Но останавливать его не было смысла, и я поплелась вслед за ним в ванную, даже не взглянув украдкой в гостиную, из которой действительно доносилось гитарное бренчание и знакомый выразительный голос. Чего он пел?... Кажется, снова что-то из репертуара Высоцкого… Про жирафа… И Ирина Павловна со своей юной тёзкой, конечно же, вернулись туда. Одна – снимать, другая – слушать. Наше скромное общество им быстро наскучило.