возрождению России. Как никто другой, он подходил для решения такой задачи. В статье,

посвященной памяти Карелина, анархист В.С.Худолей отмечал две характерные черты

этого незаурядного человека, резко выделявшие его из массы как анархистов, так и

представителей других партий и политических течений: удивительную терпимость, даже

деликатность по отношению к инакомыслящим, и огромную эрудицию, “качество, не

часто встречающееся среди русских анархистов”. Не случайно Карелин, “будучи

анархистом-коммунистом, создал в ВФАК такие условия, что в ней могли участвовать,

чувствуя себя как дома, и анархисты-синдикалисты, и анархо-индивидуалисты”<30>.

Возникновение, а затем и распространение в анарходвижении идей “мистического

анархизма” и орденских кружков, историю которых еще предстоит написать, означало

переход анархической идеи в свою третью, завершающую стадию развития и, в то же

38

время, полную смену аудитории. Прежний контингент анархистов в большинстве своем

пополнялся за счет выходцев из крестьянской и рабочей среды. Это были люди с

начальным или, в лучшем случае, со средним специальным образованием, в развитии

своего сознания не до конца порвавшие с деревней и деревенской психологией. Картины

маленьких “вольных общин”, живущих растительной жизнью и обменом продуктов, где

каждый выполняет сходную работу, “всего имеет вдоволь”, картины всеобщего равенства

“с достатком, но без излишеств”, которые рисовали в своих брошюрах идеологи

анархизма и сам Карелин, были им понятны и вполне их устраивали. То была идиллия на

уровне первобытного коммунизма, такая же утопия, как и та, что обещали большевики,

только более понятная, а потому и манящая.

“Мистический анархизм”, провозглашенный в области творчества в 1905 г.

Г.И.Чулковым<31>, предполагал людей высоких знаний, большой духовной культуры и

творческого потенциала. Если принять за отправную точку положение, что философия

анархизма целиком строится на психологии индивидуального (М.Штирнер), то в ее

первой стадии речь идет о личности, чей бунт направлен на окружающий мир; вторая

стадия подразумевает гармонизирование отношений личности с подобными личностями в

совместном и равном труде; третья и последняя стадия развития личности направляет

энергию юношеского “бунта” внутрь собственного “я” для самосовершенствования,

поскольку подлинная эволюция личности протекает уже в плане не физическом и даже не

в социальном, а в плане духовном.

Членом Кропоткинского Комитета (и членом его Исполнительного Бюро) Карелин стал

с первых дней его возникновения. Это позволяет думать, что идея широкого, т.е.

общественного Комитета, принадлежала, возможно, не С.Г.Кропоткиной, а самому

Карелину, увидевшему в Комитете и будущем Музее тот центр культурного (и духовного)

сотрудничества прогрессивных сил русского общества, который отвечал идеям его и

Кропоткина. Одной из интереснейших тем для будущих исследователей может стать

история взаимоотношений и обмена идей между Карелиным и Кропоткиным, как до, так и

после их возвращения в Россию, тем более, что письма Карелина к Кропоткину

сохранились, но уже сейчас можно сказать, что они сходились в главном. Если Карелин на

заседаниях ВЦИК ратовал за отмену смертной казни, то Кропоткин столь же

категорически отрицал “красный террор” и “институт заложничества”, добиваясь отмены

того и другого в личной аудиенции у В.И.Ленина, как и следовало ожидать, бесплодной

по результатам. Обращение Кропоткина к этике показывает и сближение взглядов обоих

теоретиков анархизма на перспективы социальной революции, так что линия поведения

С.Г.Кропоткиной в Комитете и Музее в известной мере следовала взглядам Карелина.

К тому времени, когда музей Кропоткина встал на ноги, то есть к 1924-25 гг., в Москве

и во многих других городах - в Петрограде, Нижнем Новгороде, Свердловске, на

Северном Кавказе, - уже функционировали “рыцарские” кружки Ордена тамплиеров,

носившие разные названия: “Орден Света”, “Орден Духа” и т.п. Их члены догадывались о