Разные у меня деды, один ближе к семье да к хлебу, а другой –

к траве да Евангелию. Разные у них будут потомки, и на кого я похож, для меня

важно. Один дед упрямый, буйный, исключительно деловой, не зря у него фамилия

еврейская – Лейба, хотя он считает, не фамилия это, а кличка деревенская, по-

украински значит «лодырь». Было их семнадцать душ в семье, трудились, не

покладая рук, но достатка не было, вот и решили уехать в Сибирь, где земли много.

Один мой дед шумный, с множеством друзей и знакомых, а

другой тихий, безропотный и одинокий, как нарочно подобрались. Один сильный,

хваткий, а другой слабый, чудаковатый, кальсоны подарил внуку, «как нарком

будешь ходить». Сказать по правде, не хочу я походить на своих дедов, у обоих

никакого образования, а я получу высшее. У меня будет профессия, какой деды и во

сне не видели. Однако я понимаю, яблоко – от яблони. В любом случае мне

достанутся их свойства. Недостатки надо преодолеть и забыть, а достоинства

помнить и развивать.

«Пятеро мужиков на войне, один ты остался…» Мои

брательники Серёжа и Витя почему-то оказались на Аральском море, а я туда не

попал, и никакого моря до сих пор не видел. Мама рассказала, при раскулачивания

наша семья жила отдельно в какой-то халупе, и нас не тронули. А тётя Шура с

мужем Бобылёвым и детьми жила с дедом, вот и загнали их всех на остров в

Аральском море. Скоро сват Бобылёв получил от сосланных весточку – живём

плохо, мучаемся без пресной воды, приезжайте и заберите хотя бы детей. Что

делать? Бобылёв вместе с моим отцом собрали денег, взяли с собой спирта бочонок,

доехали поездом до станции Аральск, расспросили рыбаков, где тут ссыльные, и

поплыли на остров. Укачало их на судёнышке с парусом, блевали всю дорогу,

высадились еле живые. Оказалось, наши здесь, только на другом конце острова, на

рыбзаводе. Если по морю, то километров сто с гаком, а по суше – вполовину

меньше. От слова «море» наших магелланов выворачивало наизнанку, но как по

песку пойдёшь? Наняли казаха с двумя верблюдами, он сел на переднего, взял

бочонок со спиртом, а сват Бобылёв с моим отцом – на заднего, и двинулись в путь.

Мучение вышло в сто раз хуже, чем на парусной лодке. Проводник всю ночь гнал

верблюдов, боялся, что на рассвете их засекут стражи порядка, верблюдов отнимут,

а самого проводника отправят в тюрьму. Сват стонал и охал на весь остров, не мог

найти удобного положения, верблюд шагал быстро и враскачку, седоков мотало из

стороны в сторону, а проводник чем дальше, тем сильнее погонял – могут поймать,

отобрать, арестовать. Успели всё-таки затемно добраться до рыбзавода. Бобылёва

сняли с корабля пустыни еле живого. Зато все встретились, сели за стол, нажарили

свежей рыбы, позвали в гости коменданта, спирту выпили. Разговорились про

здешнее житьё-бытьё, женщины плакали, жалели детей, все подвыпили, вместе

стали песни петь, в конце концов, договорились, детей гости заберут с собой, но

только при условии: если где-нибудь их застукают, то комендант ни при чём,

разрешения не давал, а приказ о водворении всех в тюрьму за бегство он подпишет

по долгу службы. Так что пораскиньте, что лучше, что хуже, будьте здоровы и не

обижайтесь. На семейном совете решили всё-таки детей вывезти, попытаться, а там

будь что будет. Сильно помог бочонок со спиртом и на море, и на суше, и в начале, и

в конце при бегстве. На другой день рыбаки грузили на шаланду рыбу в рогожных

мешках и погрузили заодно двух пацанов, одному семь лет, другому восемь, в такой

же рогоже, «только лежите смирно, не шевелитесь, а то подумают, что рыба живая,

и начнут добивать вёслами». На пропускном пункте отец со сватом Бобылёвым

отдали остатки спирта и провезли детей благополучно. Хорошие выросли ребята,

воспитанные, культурные, оба поступили в танковое училище, скрыв кулацкое

происхождение, и окончили его перед самой войной.

И оба погибли в сражении под Москвой. Об этом написал сват