– Да вы не сердитесь, мош Тоадер! Принесли бы, в самом деле, баклажку.

Видите, мы работаем, запылились, в горле пересохло!-

– Я не заставлял вас рушить у человека дом! - еще более обозлился

старик.

Сын Дорофтея, пока были в селе кони, работал кучером в правлении

колхоза, затем возил директора совхоза, агрономов, ветеринарных врачей. А

теперь, когда лошадей не стало, выбросил кнут и взял должность, которую в

народе называют "куда пошлют". В городе его нарекли бы чернорабочим, или,

смягченно, разнорабочим, но на селе таких званий еще не было, и сын Дорофтея

делал то, что подвернется под руки. Оказавшись без всякого надзора со

стороны начальства, пристрастился к винцу, прикладывался к стаканчику, едва

пробудившись ото сна, то есть с рассветом. Если прежде он мучил милиционеров

тем, что гнал лошадей по левой стороне дороги, останавливался со своей

повозкой прямо перед окнами райкома и усмехался при этом: "Ну, что вы со

мной сделаете? Отберете права?", то теперь взял другую моду - никому не

давал пройти мимо себя с кувшинчиком вина.

Жена Дорофтеева сына редко находилась в селе, почти постоянно была у

дочери, которая окончила институт, вышла замуж и работала врачом в другом

селе, - мать приезжала к ней присматривать за внучкой. За ребенком

приглядывала, а муж, который нуждался в этом ничуть не меньше, был

предоставлен самому себе со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Поговаривали, что в канун Нового года жена нашла его под чьей-то оградой

полузамерзшим. Еле отходила, думала, что после такой беды образумится. Куда

там! Стал пить еще больше. Да еще взял дурную привычку жаловаться на жену

всем подряд. Кто слушал, а кто не слушал, но ему было наплевать. Гнул свое:

– Гм... Ольгуца, баба моя, говорит, что я не работаю... Брешет она!

Гляньте на мои руки!.. Правда, пропущу иной раз стаканчик вина... Но я ж

работаю! Разве вы не видите, люди добрые, как я работаю!..

Его "работа" по большей части начиналась и заканчивалась в сельском

буфете. Его почти всегда можно было видеть среди пустых ящиков с наполовину

опорожненной бутылкой в кармане. Если и шел помочь в чем-то кому-нибудь, то

исключительно ради вина. Угостившись, начинал размахивать руками, хвастаться

своими героическими подвигами на войне, уверяя при этом, что сам маршал

Жуков пожимал ему руку у стен рейхстага в Берлине. Под конец заносился

настолько, что выдавал себя за Героя Советского Союза: вот, мол, только

потерял где-то Золотую Звезду. После этого все понимали, что "героя" пора

уводить домой, чтобы проспался.

Теперь сын Дорофтея, бросив нагружать машину, пытался умаслить дедушку,

чтобы тот принес ему кувшин вина.

– Я очищу вам колодец, мош Тоадер!.. Принесите кувшинчик!.. Не

скупитесь!..

– Я не буду загаживать колодезь такой дрянью, как ты!

Убедившись окончательно, что от старика ему ничего не перепадет,

выпивоха приблизился к нашим воротам. Поздоровался со мной. Затем

переместился к воротам Кинезов и там "поручкался" с каждым из великанов:

ведь никогда не знаешь, где тебя ждет удача! Может быть, как раз сыновья мош

Саши Кинезу и раздобрятся, побегут поскорее в погреб с заветным

кувшинчиком?! От меня он, очевидно, не ждал таких милостей, таких

подношений. И вдруг, к нашему общему удивлению, сын Дорофтея резко сменил

тему. Ткнув в меня пальцем и обращаясь к одним сыновьям мош Саши, решительно

объявил:

– Видите вы сына мош Кости? Ну так вот. Если бы я не женился, то

учился бы с ним в Москве. Не сойти мне с этого места - не вру! - Увлекаясь

своей фантазией все больше и больше, горячо уверял молчаливых гигантов, что

его даже просили поехать учиться в Москву, не просили - умоляли, чтоб

поехал, тянули так, что чуть было рукав не оторвали...

– Но я не поехал, так как сдуру обзавелся семьей. Сам не выучился,

зато дочку выучил, довел до дела. Шутка сказать - врачом работает!..

Гайдуки мош Саши молча посмеивались, мерно покачивали головами, как

лошади, когда обгоняют от себя мух. Сын Дорофтея принимал это за знак их