И действительно не касается. Священной их обязанностью является увеличение

мясомолочных продуктов. А для этого им нужны племенные, породистые животные,

хорошие корма. Животноводство и впрямь становилось главным фронтом в

непрекращающейся битве за благосостояние советского человека. Для

животноводческих ферм, или комплексов, пытаются найти самые совершенные,

передовые методы труда. Теперь некоторые помещения для коров, телят и даже

поросят по чистоте и порядку не отличишь от больницы. Все входят туда не

иначе как в белоснежных халатах, повсюду соблюдается строгая гигиена...

Если б дедушка не взбунтовался, а поехал с нами на фермы, Никэ прежде

всего показал бы ему рафинадной белизны халаты доярок. Показал бы и

транспортеры, более чистые, чем его кадки, в которые он собирает виноград.

Может, глянув на все это, старик перестал бы морщиться и хаять совхозное

молоко. Впрочем, из-за этой самой брезгливости дедушка не ест вообще никаких

молочных продуктов. Подозревает пастухов в вещах совершенно уж невероятных,

говоря, что они процеживают молоко через свои кальсоны. Будь он на ферме,

Никэ ткнул бы его носом в стеклянные трубы, по которым струится теплое еще

молочко. Рука человеческая к нему и не прикоснется ни единого разу. Работает

умная "елочка", все тут механизировано и автоматизировано. Молоко сливается

в эмалированные изнутри и белые снаружи цистерны. Посмотрел бы дедушка на

такое волшебство, глядишь, и он отведал бы молока, пристрастился к нему хотя

бы на самом склоне своих лет. Убедился бы старик и в том, что на ферме не

употреблялись слова, которые могли показаться обидными и унизительными для

тех, кого они касались: "телятница", "скотник", "свинарка". Слово "оператор"

решительно перечеркнуло их и быстро прижилось, хотя и пришло из города, с

индустриальных предприятий. Однако, чтобы иметь право называться оператором,

ты должен знать свою специальность, как знает ее рабочий у станка или у

конвейера. В этом вся суть. Новые слова были приглашены в село вторгшейся

туда индустрией!

– Во время грозы молния ударила в трансформатор на нашей ферме, -

рассказывал мне Никэ.
– И что ты думаешь? Через полчаса Шеремет уже был у

нас. Поднял на ноги весь район. Оставил в городе какую-то московскую

делегацию и со всеми районными электриками примчался сюда!

– А почему так уж встревожился Шеремет?
– спросил я брата.

– Как будто ты не понимаешь!.. Без электричества все бы замерло на

ферме. Перестали бы работать вентиляторы, животные стали бы задыхаться.

Остановились бы машины в кормоцехах. Нарушился бы цикл доения коров. Молоко

в стеклянных трубах быстро бы свернулось. И не только испортилось бы само,

но и закупорило бы трубы. И это еще не все. В трубы мог проникнуть грибок,

ускоряющий окисление, и ты попробуй потом выжить его оттуда! Сто потов

прольешь!

Никэ выбрал место для колодца на полянке, окруженной деревьями. Место

это напоминало маленький парк, огороженный штакетником. Там были и

деревянные скамеечки, и цветочные клумбочки. Тут, видимо, отдыхали рабочие

фермы во время перерыва.

Скорее всего, по их просьбе руководители совхоза и решили отрыть здесь

колодец.

Никэ показал мне внутреннюю часть фермы лишь через окно. Во-первых,

потому что за животноводческие помещения отвечал не он, а во-вторых, потому

что для того, чтобы войти внутрь фермы, нужно обзавестись специальным

пропуском. И с пропуском войдешь туда не раньше, чем продезинфицируешь

одежду и обувь и не побываешь под опять же специальным душем. Облачившись в

белый халат, ты при входе в помещение обязан обтереть подошвы ботинок

опилками, смоченными дезинфицирующим раствором.

Процедура эта показалась мне очень обременительной, и я не настаивал на

ней. Мне было достаточно того, что я успел увидеть.

Никэ между тем продолжал:

– Если тебя интересует, я объясню, почему так раздражен отец. Мог бы,

конечно, и не злиться, потому что не он отвечает в Кукоаре за

животноводство. Его дело - виноградники. Но сам знаешь, какой он у нас