– Не понимает!.. У нее грибок растет, а она только плюется.

– Вот от этого-то невежества все и горе. Тут не то что

отдельные дома, скоро целыми улицами начнет валиться,–

сказал человек в двубортном пиджаке.

– Да, ядовитый, сволочь,– сказал малый в больших сапогах,

растирая что-то на пальцах.– Вот у нас, на нашей улице,

четырехэтажный дом рухнул, до крыши еще не довели, а он,

сволочь, его уж обработал.

На него покосились.

– Что ж, он и камень, что ли, грызет?

– А нешто дом-то каменный был?

– А какой же тебе еще?..

– А что ж, он и каменный своротит,– сказал кто-то.

– А как же его узнавать, что он есть? – спросил малый.

– Как узнавать? Воткни топор в стену: если вода выступит,

значит, он тут и есть.

– Слюни, сволочь, пускает?

– Я уж не знаю, что он там пускает, а только если жижа

выступит, значит, он тут.

– Ну, пропало дело,– сказал человек в двубортном пиджаке.–

У нас целую слободу выстроили, у всех слюни пускает.

– Теперь на постройку без трубы и не показывайся,– сказал

малый в больших сапогах.

– А ежели его сушить начать? – спросил кто-то.

– Кого сушить? – спросил, недоброжелательно покосившись,

железнодорожник.

– Да вот его-то...

– Сверху высушишь, а он в середку уйдет.

– Ежели эта гадость завелась, так ее не высушишь,– сказал

кто-то.– Ежели только сжечь, ну, тогда еще, может быть.

– Вот бы этой бабе, что ведро выливала, услужить... вон она

опять вылезла. Эй, тетка, хочешь у тебя грибок выведем?

– Жене своей выведи, косолапый черт!..

– Обиделась...

– Темнота... Живет человек и не знает, что небось какой-

нибудь год и осталось ей, а потом не хуже этого вот. Тоже вот

так-то соберется народ, а она, ежели ее не придушить, будет

252

вопить на всю улицу, на строителей все валить. Ты ей про

грибок, а она на стену лезет.

– Вон, материал везут.

Все оглянулись: в стороне по мостовой ехали мужики с

подводами.

– Тоже небось захватили его. А сидят себе, зевают по

сторонам, как будто так и надо.

– Эй, вы, чертушки! Небось заразу везете? – крикнул им

малый.

Передний мужик натянул вожжи.

– Чего?

– То-то вот – «чего»... Пойдем-ка, поглядим.

Все толпой подошли к возчикам.

– Дай-ка топор-то,– сказал малый в больших сапогах.

– На что тебе топор?

– Да ну, давай, много не разговаривай!

Мужик нехотя дал топор.

– Слезай к чертовой матери.

– Что ты, ошалел, что ли?

– Слезай, не разговаривай.

– Да руби, чего ты на него смотришь! – крикнули из толпы.

Мужик как ошпаренный отлетел от своих дрог с лесом. Малый

размахнулся и всадил топор в бревно. Все бросились, головами

вместе, смотреть.

– Во-во! Пустил слюни, пустил! – закричали ближние

– Ах, сволочь! Скажи, пожалуйста!

– Ну, садись, дядя, вот твой топор. Добро хорошее приволок,

нечего сказать!

Мужик молча сел, тронул лошадь и долго поглядывал с

опаской на бревна, точно ожидая, что они под ним взорвутся,

потом, оглянувшись на толпу, плюнул и хмуро поехал дальше.

253

Крепкие нервы

Какой-то человек в распахнутой шубе и в шапке на затылке,

видимо, много и спешно бегавший по делам, вошел в банк и,

подойдя к окошечку, в котором выдавали по чекам, сунул туда

свою бумажку. Но бумажка выехала обратно.

– Это что такое? Почему?

– У нас только до часу.

– Тьфу!..

Вежливый человек в черном пиджаке, стоявший за

лакированным банковским прилавком, увидев расстроенное

лицо посетителя, спросил:

– Вам что угодно?

– Да вот получить по чеку опоздал. Присутственный день до

четырех, а по чекам у вас прекращают уже в час выдавать.

– А это, видите ли, для удобства сделано,– сказал человек в

пиджаке.– Каждое учреждение приноравливается к тому, чтобы

экономить время.

– А вон напротив я получал, там до двух открыто.