Собеседник посмотрел на сидевших в уголке и увидел, что

пришедший первым человек в тулупчике склонился вперед и,

упершись шапкой в стену, дремал. За ним, упершись ему

головой в спину, закрывал и опять открывал мутные глаза

человек с портфелем в обтрепанном пальто.

– А вот не будь у меня крепких нервов, нешто бы они так

смирно сидели? Вот что из пролетарского элемента, те много

лучше: легче засыпают. И против долгого ожидания не

возражают. Сядет себе и сидит, кругом посматривает. Иной часа

два высидит, поспит тут у нас – и ничего. А вот умственные

работники – не дай бог! Минуты на месте посидеть не может. А

о сне и толковать нечего.

Дверь отворилась, и вошел посыльный с сумкой из серого

брезента.

– Вот он, извольте радоваться! Где тебя нечистые носили?

– Где носили!.. В конторе в этой только до часу справки

дают, туда опоздал, а по этим синеньким бумажкам только с трех

часов начинают.

– Тьфу!!!

256

Народные деньги

В одном из промышленных советских учреждений был

поставлен вопрос о катастрофическом положении дела.

По плану должен был получиться доход в 500 тысяч, а на

деле получился убыток на те же 500 тысяч.

– Чтоб тебя черти взяли! – говорили члены правления,– ведь

как пригадало-то ловко: копеечка в копеечку подсчитали, только

– наоборот.

Делу был дан ход. Приехали комиссии.

– Почему такой убыток?

– А кто его знает... Шло как будто все ничего. Мы уж под

прибыль двести тысяч заняли, а тут как нечистая сила

подшутила...

Стали проверять. Оказалось, что на каждом складе, где

достаточно быть одному приказчику, были и заведующий, и

конторщик, и машинистка, и курьер.

– Где же такую ораву просодержать! Вам еще к этим

пятистам нужно добавить от казны,– сказали члены комиссии.

– Мы просили, а нам отказали,– сказали члены правления.–

Бьешься, бьешься...

Лица, возбудившие это дело, в один голос показывали, что

расходы производились старым правлением в высшей степени

непроизводительно. Каждый член правления все норовит

устроить своих родственников да знакомых, всюду протекции,

без сильной бумажки не поступишь, а ежели у кого есть

бумажка, так его сразу берут, нужен он или не нужен.

Особенно волновались два преданных делу работника –

длинный Хрущев и маленький Таскин.

– Вы посмотрите, товарищи,– кричал Хрущев членам

комиссии,– посмотрите, сколько одних столов! И все, кто здесь

сидят,– пятьдесят процентов по протекции: то родственники, то

знакомые, то по запискам от важных лиц. Вот как соблюдается

режим экономии, вот как расходуются народные деньги!

Служащие ходили испуганные, ожидая сокращений.

– Поддерживайте! – говорили им члены правления,– а то

если нас прогонят, то и вы все полетите.

И служащие согласились поддерживать, так как каждому

пить-есть надо.

257

– Поддерживайте! – кричали служащим Хрущев и Таскин,–

если мы старое правление свалим, то наладим дело с одной

прибылью без дефицита, и в благодарность за поддержку из вас

никого не уволим, так как производство будет расширено.

И служащие согласились поддерживать, так как пить-есть

каждому надо.

Старое правление было смещено, и назначение получили

Хрущев и Таскин.

На другой день к ним пришел делопроизводитель и сказал:

– Товарищи, моя сестра была нагло уволена прежними

арапами. Необходимо восстановить справедливость, принять ее

обратно.

– Где она? Давай сюда,– сказал Хрущев.

И, когда пришла сестра делопроизводителя, Хрущев привел

ее в канцелярию и сказал:

– Вот жертва произвола прежних арапов, которые в

учреждении завели кумовство и увольняли работников, не

имевших сильной протекции. Предоставляю ей место с

повышением.

Раздались дружные аплодисменты.

Потом к Таскину и Хрущеву стали приходить их

родственники и знакомые. Они, даже не заходя в правление,