7 октября 1929 года в его дневнике появляется запись: «Кончил

роман «Попутчик». Первой мыслью было написать роман

«Вырождение», т. е. конец интеллигенции в плане вырождения. Я писал

его два раза и все не загорался, и только когда стал писать в третий раз,

почувствовал всю силу охватившего меня вдохновения. 310 стр. я

написал в 31 рабочий день. Чувствую, что написал страшную вещь.

«Последнюю главу из истории русской интеллигенции» 27.

Так рождался роман, получивший в публикации заглавие «Товарищ

Кисляков».

На Западе это произведение было воспринято как материал для

критики советской действительности изнутри. В считанные недели он

был переведен почти на все европейские языки и под названием «Три

пары шелковых чулок» издан во многих странах. На Пантелеймона

Романова обрушился шквал разгромной критики. Его третировали как

«классового врага», клеветника и т. п., его книги изымали из библиотек.

Литераторы, склонные к изображению борьбы за новый строй

только через героику созидания, не поняли замысла писателя.

А. Бек, например, правильно отметив, что «роман «Товарищ

Кисляков» дал образ, тип приспособленца («Гнусный подхалим,

отвратительный приспособленец, пресмыкающийся лакей – таков

Кисляков в изображении Романова» 28), переносит авторскую оценку

героя на всю советскую интеллигенцию. Это было или близоруко или

некорректно. О «реакционном смысле произведения Пантелеймона

Романова» писал Владимир Киршон 29. Романов стремился показать

конец старой интеллигенции, не нашедшей себя в новых условиях,

более того, он создал образ отвратительного человека, предателя,

готового служить любому строю, лишь бы его не трогали, и ради

собственного спокойствия и карьеры готового предать друзей и

вчерашних покровителей, если сегодня они не у власти. Тип страшный,

но ведь, создав его, Романов опять же оказался провидцем. За несколько

лет до 1937–1938 годов, когда совершались усиленные поиски «врагов

народа», Романов показал, что среди наиболее рьяных «борцов» за

чистоту партии, за социализм находились и те, кто втайне не принимал

новый строй, но любыми средствами демонстрировал свою лояльность.

26 Там же, 93, л. 30.

27 Там же, л. 30–31.

28 Рост, 1930, № 5, с. 30.

29 Ленинград, 1930, № 2, с. 115.

22

В «Литературной газете» под шапкой «Пантелеймон Романов о

«Товарище Кислякове» (1931, № 38) было опубликовано письмо автора,

где он отвергал те обвинения, которые ему предъявляли, и объяснял

существо своего творческого метода: «Я брал только интересующее

меня явление, устремляя на него всю силу моего внимания. Я устранял

все противоположные и ослабляющие впечатление элементы, чтобы

исследовать это явление до последних глубин и заставить читателя со

всей силой присмотреться к этому явлению...

В мелких рассказах... читателю не могло в голову прийти, что я даю

там изображение всей действительности».

В дневнике Романов записал: «Какое у меня «политическое

миросозерцание», какая «позиция» наконец? – Никакой. Одно время я

загораюсь перспективами революции, в другое – я вижу ее в самом

черном свете, в третье – еще как-нибудь. Но благодаря именно этому

мне внутренно знакомы опытным путем все позиции, и я их только

делаю материалом для себя, и отсюда моя пресловутая объективность и

проникновение в человеческую душу, потому что моя душа имеет

десятки лиц. И в сущности, я все пишу из собственного опыта, так как

по себе знаю и те и другие и третьи отношения к действительности.

Если бы я был практическим деятелем – гражданином в революции,

я был бы благодаря этому свойству слабейшей пешкой. А так как эти

мои «ощущения» идут не на практическое дело, а поступают в

художественную лабораторию, я оказываюсь сильнейшим» 30.

* * *

Начиная с 1932 года, Романов совершил ряд поездок по стране.

Побывал в Донбассе, в Харькове, на строительстве автозавода в