(1930): талантливый пейзажист Виктор Большаков предает свой талант

и начинает клепать плакаты на потребу дня. Плакаты приносят ему

достаток, художник строит дачу, занимается садом, огородом, погрязает

в собственности. Его талант истаивает.

Талант и общество, художник и общество–это одна из проблем,

всегда волновавших Романова.

И опять посыпались обвинения в пошлости, в искажении

действительности. Это было расхожим клеймом, которое

прикладывалось к каждому новому произведению писателя:

«Пошлость»,– бросали критики в адрес романа «Собственность»,

«Пошлая проблематика»,– заявляли читатели на страницах

«Литературной газеты», «Пошлость»,– звучало в рецензиях на

вышедшие в 1934 и 1935 годах сборники рассказов Романова.

Но наиболее проницательные писатели (Воронский, Горький)

ценили талант Романова и старались оградить его от нападок. «П.

Романова совсем напрасно, главным образом, развязные ленинградские

критики упрекают в пустой анекдотичности,– писал Воронский. –

Этого у него нет. Романов серьезен, он заставляет смеяться других, но

сам не смеется, больше, на литературном лице его – маска

бесстрастности» 34.

М. Горький в статье «О трате энергии» прямо называл эту

критическую кампанию травлей. «У нас образовалась дурацкая

привычка втаскивать людей на колокольню славы и через некоторое

время сбрасывать их оттуда в прах, в грязь,–писал он.– Не стану

приводить примеров столь нелепого и жестокого обращения с

человеком, примеры всем известны. Но если необходимо, укажу на

отношение к Сейфуллиной, Романову, Бабелю, Герасимову и многим

другим. Мне они напоминают сцены «самосуда» над воришками в 17–

18 годах – позорнейшие драмы, авторами которых являлись обыватели.

И вот эти обывательские, мещанские волчьи травли человека весьма

надоедливо напоминаются каждый раз, когда видишь, как охотно и

сладострастно все бросаются на одного, чтобы, уничтожив

оплошавшего, занять его место» 35.

И все это происходило на фоне невероятной популярности

Романова у читателей и зрителей. Его комедия «Землетрясение», одна

из первых советских комедий, с огромным успехом прошла в десятках

театров страны. Его рассказы читались с эстрады многими сотнями

исполнителей, профессиональных и самодеятельных. В информации

«Что читают артисты», опубликованной в газете «Московский

комсомолец», сообщалось: «Из русских писателей по читаемости идет

Пантелеймон Романов, за ним Толстой, Горький, Вересаев,

34 Красная новь, 1925, № 12.

35 Горький М. О трате энергии.– Известия, 1929, 15 сентября.

25

Достоевский, Лавренев и др. Старые классики читаются значительно

больше, чем советский писатель (за исключением П. Романова)» 36.

Согласно библиотечной статистике его имя в течение нескольких

лет находится в числе десяти наиболее популярных писателей. По

сведениям Книжной палаты, опубликованным в 1934 году, по числу

переводов за рубежом Романов шел вслед за Горьким, Эренбургом, А.

Толстым.

Такое несоответствие – читательский успех и отверженность

критикой, заставляют его обратиться за помощью в руководящие

органы. Он пишет письмо И. В. Сталину, но парадокс заключался в том,

что, как замечал потом Романов, «тов. Сталин даже спрашивал, не

беспокоит ли меня цензура, и сказал: «Пусть печатают так, как

написано» 37, а газетные критики «вроде Катаняна» продолжали убивать

талант.

Количество публикаций сокращалось, тиражи падали. Возникли

материальные затруднения. Уже немолодой писатель стал выступать с

публичным чтением своих рассказов. Появление в афише имени

Романова всегда сулило аншлаг. Виктор Ардов вспоминал: «Всегда

признанным «премьером» наших вечеров был Романов. После него

выступать уже нельзя было: Пантелеймон Сергеевич читал настолько

сильно, смешно, где надо, а где надо – трогательно, что любая

аудитория буквально отвечала овациями на его выступления» 38.

Отношение самого Романова к этим выступлениям было