и даже стал раскуривать трубочку. Все мало-помалу

успокоились.

– Пропасти на вас нет, запугали наотделку, все селедки со

страху в грязь вывалила,– сказала селедочница.

– Вот как этого свисту боишься, ну, хуже нет...

– Вчерась без свисту хорошо обделали...

– У тебя-то что,– схватила свою рогожку и до свидания, а вот

эти-то – с лампой да с креслом – что будут делать? Спаси,

царица небесная.

Из переулка выехал человек с кадкой капусты на ручной

тележке и поехал на средину рынка.

– Сторонись, бабы. Облава вчерась была?

– Была.

– Ну, значит, нынче не будет.

– Вишь, прямо чуть не на телеге прискакал. Тише ты,

домовой, прет прямо на человека.

– Вот такие-то окаянные, случись что,– и пойдут с своими

кадушками через головы скакать. И как не запретят только.

Вдруг старичок с замками насторожился, ни слова не говоря,

сунул в карман трубочку, стряхнул в мешок замки и юркнул в

толпу.

А вдали уж был слышен продолжительный негромкий свист,

каким охотник дает знать товарищу о замеченном звере.

Пожилая торговка беспокойно оглянулась и вскрикнула:

– Ах, нечистые, с того конца зашли...

– Вот ведь, окаянные, каждый день наладили.

Все мгновенно зашевелились и бросились во все стороны,

как раскинувшийся лагерь бросается, ища спасения в бегстве

при неожиданном нападении врага. Только виднелись

вскидываемые на плечи мешки, кадки, ящики.

60

– Что на дороге-то мешаешься, чертова голова, раньше бы

собирала, не научили тебя еще.

– А ты куда по селедкам шлепаешься? Угорел совсем, мои

матушки.

А дальше слышался испуганный визг и хруст посуды: это

мужик в фартуке с кадкой капусты катил по рядам.

– Господи, батюшка, вот отнялись ноги со страху, и бежать

не знаю куда,– говорила, сидя на снегу и плача, какая-то баба.

– Лупи в ту сторону. Отседа зашли. Но навстречу

бросившейся толпе раздались свистки милицейских.

– Отрезали, дьяволы! – сказал солдат с мешком картошки на

спине, остановившись и плюнув.– Вон куда,– за водокачку надо

было обходить. Как бы сразу зашли, так бы и прорвались к

переулку.

– Теперь живьем возьмут... да куда ты тут со своей лампой-

то! Абажур еще прихватила. Наказание с этим народом.

– Порядков не знают, вот тащут что попало.

– А там вон один оленьи рога приволок. Как подденет,

подденет под бок, ну прямо душа с телом расстается.

– Эй вы, чего там заснули? – крикнул солдат в суконной

шапке с шишаком.– Обходи справа да загоняй всех в угол.

Из-за водокачки выскочили солдаты и рассыпным строем

стали сгонять всех в одну сторону.

– Глянь, они и за водокачкой сидели.

– Заходят, кругом заходят. Ах, нечистые! – говорили бабы.

– Обошли... теперь крышка всем,– сказал солдат с

картошкой,– они подготовку изделали.

– Сейчас хоть не стреляют,– а спервоначалу, бывало, как

залпом в воздух хватят, хватят, так присядешь, и ноги, как

чужие.

– Они и сейчас, брат, как не свои.

Старик с селедочницей, молодой торговкой и приставшим к

ним солдатом раньше всех успели юркнуть в какую-то

подворотню и, пригнувшись, пробрались к пустырю вдоль

разломанного забора.

– С креслом-то женщина осталась, бедняжка.

– Вперед наука. Еще бы комод на себе приперла.

– В угол погнали. Вот дуют-то! – говорил солдат.– Ах, ловко.

Это еще что... вот мы, когда Ерзерум брали, как налетели таким

же манером на базар,– куда тебе твои столики. Что тут было! Ну,

что ж они не стреляют? Тут первое дело в воздух палить надо

61

без остановки, покамест очумеют. Тогда голыми руками прямо

бери.

– Что это кверху ногами-то бегает?..– сказала молодая

торговка.– Вон, вон, вишь... остановилось. Опять, опять

побежало.

Все посмотрели по указанному направлению. Народ, потеряв

голову, бросался целым стадом то в одну, то в другую сторону, а