мясо, казы, сладости - все те припасы, которые остались после дальней дороги.

От этой повседневной, будничной картины Махмуд-беку стало легко. Он не выдержал и весело потер

ладони, как это делает мужчина, стосковавшийся по хорошей, вкусной еде.

Молоко было густым, вкусным, больше походило на каймак.

– Такого в городе не найдешь...
– со знанием дела сказал Махмуд-бек.

– Да...
– коротко согласилась Фарида.

– Заживем с тобой здесь, как на курорте.

Фарида подняла, голову:

– А что такое курорт?

– Ну...
– замялся Махмуд-бек.
– Ну, как тебе объяснить...
– Он рассмеялся... В степи, где непонятно

даже, в какой ты находишься стране, рассказать о том, что такое курорт, было очень сложно. Да он и сам

толком о нем не знал.

Сын вождя приехал на двенадцатый день. За это время Махмуд-бек основательно отдохнул. Лицо

загорело, посвежело. Он смог ответить на крепкое рукопожатие.

Они вошли в комнату. Хозяин накрыл дастархан, молча сел в центре, подождал, когда усядутся гости

и стал читать строки корана. Это была память, молитва об умершем - о вожде, славном, большом

человеке. О человеке, который сам распорядился своей жизнью.

Старик поднял ладони к лицу... Подняли ладони, ожидая последних слов молитвы, Махмуд-бек и сын

вождя.

– А-аминь...
– заключил старик.

Он задержался ради приличия на две-три минуты, лениво пожевал кусочек лепешки, еще раз поднял

ладони, пошевелил губами, словно про себя повторил строку, и легко, как-то пружинисто, встал. Махмуд-

бек и сын вождя остались одни.

Нужно было начинать нелегкий разговор. Махмуд-бек представлял себе сына вождя совсем другим -

резким, вспыльчивым, нетерпеливо сжимавшим кулаки, готовым немедленно учинить расправу над

врагами отца, подняться против правительства страны. А этот высокий юноша был спокоен. Сложив

руки, он ждал, когда заговорит гость, старший по возрасту человек.

– Отец решил все сам... - сказал Махмуд-бек. - Он долго думал над твоей судьбой, над судьбой

племени.

Соглашаясь, сын вождя слегка кивнул. Наверное, его били. След от плетки, правда, был едва

заметен. Но сейчас он проступил красным рубцом. Это единственное, что выдало волнение юноши.

– Отец сожалел, - продолжал Махмуд-бек, - сожалел о стычках с правительственными войсками.

– Это была провокация...
– коротко сказал юноша.

Махмуд-бек знал о том, что вождь отдавал сына в хорошие учебные заведения столицы. Однако он

все-таки не ожидал услышать таких здравых суждений.

– Спровоцировал один из чиновников, - продолжал молодой вождь.
– А чиновник этот - не страна и

даже не правительство. Это был корыстный человек. Он во всем виноват. И он будет наказан по законам

нашего племени.

Махмуд-бек старался не высказывать удивления. Он давно откровенно не говорил с таким умным,

спокойным собеседником.

162

– Между племенами распри с давних времен. Иногда они возникали из-за чепухи. Даже древние

старики не знают причин. Отец не любил вмешиваться в чужие дела. И в наши дела никто не

вмешивался.

– Я об этом догадывался...
– сказал Махмуд-бек.

– Вы многое знаете, господин. Чиновник наложил на нас дань. Будто от имени правительства. А когда

мы отказались платить, - мы никогда не платили!
– он обвинил отца в нападении на войска.

– Такой случай был...
– вспомнил Махмуд-бек.

– Был, - кивнул молодой вождь.
– Это сделало племя, с которым мы враждуем. А обвинили нас! Разве

не провокация?

– Провокация...
– согласился Махмуд-бек.

– Он разжигает междоусобицы...
– продолжал молодой вождь.
– Но я не буду мстить этому племени,

неграмотным, обманутым людям, не буду, конечно, мстить правительству. Виноват один чиновник -

провокатор и предатель.

– Предатель?

– Да...
– твердо сказал молодой вождь.
– Он хотел, чтобы мы помогли соседям в государственном

перевороте. Эти люди, с той стороны, пришли к отцу.

– Я с ними встречался...

– Я знаю, господин. Они мечтали втянуть в переворот и ваших эмигрантов.