— Тогда вот вам ВАШ матрас, берите ваш купальничек и валите на нём к берегу! Живо!

Команда посмотрела на доктора с оторопью. Такой шокотерапии от него никто не ожидал. Сладкоежкина всхлипнула:

— Вы что! С ума сошли?

— Да? — спросил доктор и сказал: — А ну-ка пойдёмте!

И через минуту в своей знаменитой каюте он доставал из шкафа новые аккуратненькие джинсы:

— Держите!

Потом выбрал аккуратную тельняшку:

— Надевайте!

И хотя доктор вправил и пришил всяким красавицам столько рук, ног и даже голов, что мог бы и не отворачиваться, но, встав, отвернулся к иллюминатору, а когда повернулся, перед ним стояла довольно приятная улыбающаяся девица и смущённо спрашивала:

— Что же мне делать?

— Думать! Думать о других. А так ведь это какая-то эпидемия — «Моё! Моё!*. Только распустись — и без палубы останемся. А? — вдруг сказал он. — И помогать. Для начала хотя бы Борщику.

Трудно сказать, что больше подействовало на человека, морская форма, которая, как известно, подтягивает кого угодно, или какие-то советы доктора, но что-то подействовало! Потому что Борщик подавал обед в таких сверкающих кастрюльках, что их можно было вешать туземцам на шею вместо драгоценностей, а сияющие ложки и вилки сошли бы за очень модные серьги.

И хорошо политый лучок в горшочках сиял и зеленел, как никогда. И Борщик в отглаженном чистом фартуке улыбался довольной команде. А Челкашкин тихо говорил Солнышкину:

— Теперь видите, что такое интеллигентность?

И даже выглядывавший из трюма динозавр, несмотря на хорошую шишку, кажется, был доволен: на судне был мир. Солнышкин и Матрёшкина вместе прокладывали курс. Удивительно приятно напевал свои песни Федькин. Слушал звёзды Перчиков. И «Даёшь!* опять летел вперёд «на всех парусах» по синему морю.

ТРЕВОЖНАЯ НОЧЬ

День пролетал за днём, ночь за ночью. Старый «Даёшь!» резвился на волнах, как молодой конь, и в обе стороны, как искры, от него отлетали огромные светляки.

Солнышкин по штурманской привычке ходил по рубке из угла в угол. Он поглядывал на мерцающие приборы, отмерял на карте циркулем пройденное расстояние и радостно докладывал стоявшей у рубки Матрёшкиной:

— Всё! Ерунда! До Тариоры с гулькин нос! Вон смотри, уже светятся береговые облака.

И действительно, на горизонте делали стойку белые, как пудели, облачка. А одно, прозрачное, медузкой зависло на месте, будто зацепилось за дерево.

Зашумели и закувыркались в воздухе птицы. По воде рядом с кокосовыми орехами поплыли навстречу такие яркие искорки, будто попугаи повыдёргивали из хвостов самые яркие перья для приветствия дорогих гостей.

Неожиданно в рубку ворвался Перчиков. Ворвался так стремительно, будто его наконец-то пригласили лететь в космос. Но он, показывая на слегка заалевшую воду, закричал:

— Смотрите, смотрите! Наши! Узнали?

Навстречу им неслась стая дельфинов со

своим красноносым вожаком и кричала, будто что-то очень хотела сообщить...

— Они, может быть, и радуются, но чем- то явно встревожены, — заметила Матрёшкина.

Но тревожились не только дельфины.

Странно вёл себя и Верный, словно что-то неприятное вспоминал, а может быть, и предчувствовал. Кончик его хвоста то и дело подёргивался, а в глотке закипало сердитое ворчание.

Следом за Перчиковым в рубку, тряся головой, заглянул сонный Челкашкин и сердито сказал:

— Никак не могу уснуть! Чёрт знает что! Только вздремнул — не сон, а какая-то чертовщина! Представляете, катит нам навстречу какая-то посудина, целит прямо в борт, а с неё голоса: — Борщика в воду! Челкашкина — в спирт! Я понимаю, Борщик, конечно, не сахар...

— Но и вы не мармелад, — заметил Перчиков.

— Да, — развёл доктор руками, — не мармелад, но в спирт!.. — Он усмехнулся: — И самое интересное, чьи бы, вы думали, голоса? Чьи голоса? Не поверите! Артельщика и почему-то мистера Понча! Странное сочетание! И кричат, как пираты! С чего бы это? — Он посмотрел на горизонт, почесал лысину и пошёл к трюму, откуда доносились звуки гитары, куда более приятные, чем пиратские голоса.

— А может, и в самом деле, пираты? — переглянулись Перчиков и Солнышкин. — В этих местах от них кое-кто уже убегал без штанов.

— Конечно, пираты! А кто же ещё! — услышав их разговор, закричал бегавший по палубе и хватавшийся за сердце Борщик. — Пингвинов утащили!

Солнышкин и Матрёшкина поспешили к коку на помощь, но уже через минуту, обняв его с двух сторон, рассмеялись:

— Смотри!

Вся стая пингвинов перебралась подальше от камбуза на спину Землячка, который возил их вдоль судна туда-сюда и посматривал на Солнышкина и Матрёшкину, будто хотел сказать: