«Каким ещё памятником? » — хотел спросить Перчиков, но Стёпка поторопился радостно сообщить:

— А совсем недавно я даже стал президентом.

— Кем? — спросили все разом.

— Президентом! — выкатив глаза, повторил Стёпка.

Тут вынырнувшие дельфины подняли отчаянный свист, а Челкашкин, прищурясь, сказал:

— Вы что, не видите, что у человека явная эйфория. Эйфория! — повторил он.

—А что это такое?—спросил кто-то, и прежде всего сам встревожившийся артельщик.

— Это когда человека от легкомыслия несёт куда попало и сам он тоже несёт что попало! — Доктор произвёл игривые вальсирующие движения рукой.

— Ну зачем же так, доктор, — укоризненно заметил Моряков. — Надо всё-таки учитывать: люди десять лет провели в льдийе.

— Я вам про это и говорю. Вот результат! Попробуйте просидеть десять лет в льдине вы — и посмотрим, что с вами произойдёт.

Хапкинс только спросил: «Десять?» —И, закатив глаза, хлопнулся в песок! К нему сразу бросилась с каплями Матрёшкина, а ошалелый вдруг артельщик завращал глазами и сказал:

— Вы что, фью-фью? Каких десять лет? Вы же только возвращаетесь из рейса!

— Из какого рейса? Мы сделали уже десять рейсов! Да каких! — уставился носом в артельщика Перчиков. — У Пионерчикова дети уже топают во второй класс и стараются пронырнуть на весёленькие фильмы. Мы весь шарик избегали. А в какую историю мы с Солнышкиным влетели в Гонконге к пиратам! — крикнул начальник рации. Он, однако, промолчал, что за это самое время едва не побывал в космосе.

Стёпка замигал. Он вдруг заметил: загорелые старые приятели и впрямь как-то изменились, посолиднели и даже поседели. А у Верного от седины серебрилась вся шерсть.

Неожиданно для себя Стёпка подпрыгнул так, что рядом подпрыгнули все.

— Ну ты, не бегемотничай, — посоветовал Перчиков. — Остров рухнет! Держи свои ноги в руках...

Стёпка хотел сказать, что сам удивлён случившимся, но вместо этого почему-то снова пропел:

— А я за это время действительно стал президентом. Единогласно! — проговорил он.

Солнышкин вздохнул: вместо того чтобы удивляться невероятному событию, говорить о том, как плавали, где дрейфовали, все втягивались в какую-то глупую ерунду!

Но Верный заворчал. Лично он, по крайней мере, единогласно проголосовал когда- то за Перчикова собственным хвостом!

— Не верите? — спросил Стёпка. — Спросите у Хапкинса. Я уже тут кое-что переименовал и принял несколько указов.

— Каких указов? — удивился Солнышкин.

— Территория острова с бананами, кокосами, черепашьими яйцами принадлежит и подчиняется мне...

Солнышкин подскочил, но Челкашкин его осадил:

— Ну вы что, не видите, его нужно обследовать. — И тут же обратился к Стёпке: — А ну-ка, президент, откройте рот, скажите — а-а-а!

— Покажите доктору рот! Диссертацию о носах он уже защитил, — усмехнулся Перчиков, которого заботило сейчас одно: куда делось население Тариоры?

— Так десять лет во льду! — объясняя ситуацию, поднял вверх палец Челкашкин.

— А в голове всё то же! — безнадёжно вздохнул Перчиков.

Солнышкин тоже махнул на всё это рукой и пошёл к берегу: у него заботы были куда поважней. Тем более, что в стороне от айсберга Матрёшкина уже сидела верхом на красноносом дельфине и кричала:

— Ну где ваши сокровища?

При этих словах стоявший с открытым ртом артельщик едва не клацнул зубами. Он хотел крикнуть, что уже принял указ о сокровищах в своих территориальных водах, но увидел впереди острый плавник и осёкся.

А Солнышкин уверенно махнул рукой: «Сейчас будут! Никаких проблем!». Он разогнался по хрупнувшему коралловому песку, оттолкнулся от берега — и сразу почувствовал себя так же, как десять лет назад.

ВСЁ БЫЛО, БЫЛО, БЫЛО!

Так же навстречу бежали волны, так же, и даже ещё приятней, шелестя спрашивали: «Хорошо, Солнышкин?»

Так же весело бубнил ветерок: «Хорошо?» И Солнышкин, рассекая крепкими руками воду, словно бы отвечал: «Хорошо! Ещё как хорошо! » Тем более что впереди, держась за дельфинью спину, покачивалась Матрёшкина и с улыбкой показывала в глубину: «Пошли?»

«Ещё бы», — кивком согласился Солнышкин и сильным гребком потянул её за руку. Ему давно хотелось показать ей это удивительное место. И не из-за богатств, а просто так. Ведь как приятно открыть близкому человеку то, что понравилось тебе самому.