В вину Корфу его противниками ставилось то, что «он поступил недостойно русского генерала и боялся Китая, который мог, в случае обуздания лам, заступиться за буддистов на нашей окраине» [341] .

Мощная волна миграции обратилась в это время на российский Дальний Восток. С 1878 г. до ранних 1880-х гг. тысячи китайских крестьян из-за внутренней нестабильности на родине переселились в Россию и Центральную Азию. Главным «эшелоном» были экономические мигранты: торговцы, земледельцы, добытчики женьшеня и морепродуктов. Численность китайского населения на Дальнем Востоке быстро росла. К 1885 г. только на юге Уссурийского края насчитывалось около 9,5 тыс. китайцев. В 1890 г. от общего числа населения Владивостока в 14446 человек китайцы составляли 29 % (4193). Российские власти периодически предпринимали попытки высылки китайцев на родину (особенно часто во время восстания ихэтуаней). Однако после русско-японской войны 1904 – 1905 гг. поток китайских эмигрантов хлынул в Россию с новой силой. Согласно официальным данным, в начале второго десятилетия XX в. только в Приморской и Амурской областях трудились около 100 тыс. китайцев. По некоторым данным, к 1917 г., когда в России разразилась революция, на территории нашей страны, по некоторым данным, уже находилось более 1 млн китайцев, многие из которых оказались в дальнейшем вовлеченными в события гражданской войны [342] .

Установление общих границ между Россией и Кореей в середине XIX в. и активные контакты между странами вызвали интенсивную корейскую иммиграцию в Россию и, таким образом, появление в ней еще одной национальности, численность которой к концу XX в. достигла 450 тыс. (100 тыс. из них проживало на российском Дальнем Востоке) [343] .

В 1869 г. корейская иммиграция стала катастрофической. Из-за сильных дождей в Северной Корее был полный неурожай, а последствием его – голод. Около семи тысяч корейцев покинули свою родину, массы голодных людей переходили границу и оказывались здесь в совершенно беспомощном состоянии. Вернуться назад они не могли – на родине их за своевольный уход в Россию ожидали жестокие кары и казни. Русская администрация прилагала неимоверные усилия к тому, чтобы облегчить участь этих людей, определить на зимовку, прокормить до весны.

«Делалось это частью из сострадания, часть из опасения, как бы не появились между ними повальные болезни, которые могли перейти и на русское население», – писал впоследствии П.Ф.Унтербергер. И тут же замечал: «Наводнение корейцами Южно-Уссурийского края никак не могло входить в наши интересы, а потому начали принимать меры, чтобы пресечь дальнейший их приток» [344] .

Но у приграничной администрации, как и у центральной российской власти, никогда не было четкой позиции, что же делать с притоком иностранцев. Верх все время брали субъективные воззрения принимавших в тот или иной момент решения людей. И если Корф противился притоку мигрантов, в частности он категорически выступал против переселения корейцев в Россию, хотя и не вводил формальных запретов, то его преемники на посту генерал-губернатора С.М.Духовский (1893 – 1898 гг.) и Н.И.Гродеков (1898 – 1902 гг.) считали ее весьма полезной для колонизации Приамурья и всячески способствовали улучшению условий жизни корейцев в России, облегчению принятия ими российского подданства [345] .

Но затем маятник качнулся снова: занимавший генерал-губернаторский пост с 1905 г. немец Павел Федорович Унтербергер видел в корейцах серьезных экономических конкурентов, которые к тому же плохо поддаются ассимиляции, пытаются «создать внутри России свое государство и, прочно осваиваясь на земле, препятствуют русской колонизации Дальнего Востока». Он писал: «В земледелии китайцы и корейцы далеко опередили русских. Характер их поселений отдельными хозяйствами более отвечает производительности труда, так как поля расположены вокруг жилья… Унавоживание полей при близком расстоянии их от жилья несравненно удобнее, чем при нашем хозяйстве. Наконец, обработка полей и уход за ними при… грядовом способе посева несравненно лучше, чем у нас, и земля не так скоро выпахивается» [346] .

«Практикуемый способ ведения хозяйства путем отдачи земель в аренду корейцам, – убежденно писал он, – развращает русское сельское население, которое, отвыкая от самостоятельного крестьянского труда, предается безделью и пьянству» [347] .

Поэтому Унтербергер прилагал все усилия для сокращения корейской иммиграции в Приамурский край и не дозволял получения корейцами российского подданства [348] . Правда, это лишь частично помогало сдерживать приток переселенцев из-за границы: в течение 1906 – 1910 гг. число корейских эмигрантов только в Приморской области, по данным того же П.Ф. Унтербергера, увеличилось с 34399 до 50965 человек. И эти данные отражали только число зарегистрированных корейцев. По неофициальной статистике, их насчитывалось не менее 60 тыс. [349]

Герман Николаевич Ким, известный историк корейцев в России, описывает на основе архивных источников разные подходы, существовавшие в российском обществе тех лет к проблеме корейских переселенцев [350] .

В 1860 – 1870-х гг. власти стали понимать, какие угрозы несет с собой неконтролируемая миграция. Поселенческая политика в регионе стала оцениваться как элемент обеспечения безопасности России и велась по нескольким направлениям. Одно из них – привлечение на Дальний Восток русских из перенаселенной Европейской части страны. Эта работа шла не очень успешно: к 1881 г. в регионе проживало всего 67,7 тыс. русских.

Важную роль в ускорении переселения были призваны сыграть создание Добровольного флота и установление регулярной морской связи региона с Европейской Россией, а также Закон от 1 июля 1882 г. «О казеннокоштном переселении в Южно-Уссурийский край», куда в 1860 -1870-х гг. направлялся меньший поток переселенцев, чем в Амурскую область [351] . На основании Закона из европейской части России ежегодно должны были переселяться морем за счет казны 250 крестьянских семей [352] .

Добровольный флот был создан на народные пожертвования. В 1880 г. рейсом парохода «Москва» было открыто морское сообщение между Одессой и Владивостоком, что положило начало активному притоку переселенцев и новому этапу колонизации [353] .

Огромную работу как заведующий переселенческим управлением в Южно-Уссурийском крае вел Федор Федорович Буссе. Этого человека отличали честность, простота и сердечность в отношениях с переселенцами – крестьянами. Он был своего рода энциклопедистом переселенческой жизни: не было такого вопроса у переселенца, какой бы остался без ответа со стороны поставленного на эту работу чиновника Буссе. Кроме того, обстоятельность и ответственность к своему делу позволили Буссе и как ученому понять процессы, наблюдателем и участником которых он был.