на стороне он подался. Как мог – душу завуча (или завучихи?)

успокоил.

Часть сорок девятая.

Воскресенье стало знаменательным днем – именно с него

наше производство можно считать налаженным, утрясенным в

нюансах. Нечего больше придумывать, менять, переделывать.

Окончательно определили, что до снега, когда следы мотоцикла

никак не скроешь, истертый материал будем возить к луже, по

возможности работать по две смены, с ночевкой возле молотилки

по крайней мере через ночь на другую – это я с Докой. Владимир

же работает на общее дело полные субботы и воскресенья, без

каприз и жалостей на усталость. И дело пошло.

Через пару дней освободившиеся пробные мешки Дока

привез к себе в сарай – не выбрасывать же добро в поле. И как

оказалось впоследствии – правильно, что это сделал. Я же у него

забрал железную коробку с отмытым золотом, которого было уже

прилично, и надежно спрятал у себя в огороде. На всякий случай,

все же Дока чуток засветился: и с гражданином Шарпаном, когда-

то покачавшем нагруженный под завязку Урал, и как я думаю, с

Камазом, когда мы привезли и разгружали у него во дворе

дробленку. Вроде нас тогда никто не заметил, но…это мы так

считаем, а кто-то к технарю уже и приглядывается, тем более он

несколько раз отказывался ремонтировать пригоняемую и

приволакиваемую к его дому технику, хотя в партии считалось,

что на данное время это его единственная работа. Да и

Владимир… чуть ли не каждый день приходил по вечерам в эту

коробку заглянуть. В общем, береженого бог бережет, пусть не

только нас, а и отмытое золотишко, теперь собираемое в другую

банку.

Через неделю непрерывной в две смены работы, мы с

Докой решили отдохнуть. Утром в субботу по легкому морозцу (к

обеду было уже тепло) Дока отвез Владимира к молотилке и

вернулся домой, куда Ниночка пригласила меня и Марину, с

радостью согласившуюся, на обед. Я к нему начал готовиться –

приводить себя после недели в поле в божеский вид. И тут на

крыльце Чапа разочек радостно гавкнул, потом в дверь

постучались, и появилась Марина, как обычно не кинувшаяся ко

мне с поцелуем, а демонстрируя на лице одновременно

замешательство и удивление.

«Что случилось?» - улыбнулся я гостье, и шагнул к ней, в

надежде все же вдохнуть аромат ухоженного женского тела.

«Обожди!» - остановила меня жестом руки, - «Я сейчас к

Нине хотела заглянуть, а потом уже к тебе. Так Дока меня не

пустил! Да еще и обругал!»

«Как так обругал?» - удивился я не меньше женщины, -

«Он же сам захотел с нами встретиться, сам обед

организовывал!»

«А так!» - Марина изобразила на лице высшую стадию

презрения, - «Вали, говорит, к своему хахалю, у нас с Нинкой

дела нашлись, ехать нужно срочно. Так и Юрке своему скажи!»

«И куда он собрался?» - выдал я на автомате, потому что

мысли в голове сейчас толкались в куче, как комары в теплый и

тихий летний вечер, и не поймешь, кто из них главный.

«Не знаю», - качнула Марина головкой, - «У него во дворе

машина стояла, и два мужика мордатых, на бандитов похожих!

Наверное с ними поедет», - и пока я соображал, кому бы Дока

мог понадобиться, возмущенно добавила, - «И Нинка хороша!

Даже из дома не вышла, хотя точно муженька слышала, во все

горло орал!»

Что-то здесь не то. И Дока орать не мог, и Нина не выйти

из дома к подруге не могла. Да и подозрительные мужики с

машиной. Мысли в голове начали упорядочиваться, на первый

план выходить не самые для меня приятные. Первая насчет

транспортного средства Докиных гостей:

«Что за машина стояла, личная легковушка, или

грузовик?»

«Уазик стоял», - определила Марина, - «у вас (как я

понял, в партии) начальники в Мирный на таких ездят, только

номера не помню, но точно не наши, не местные».

Совсем нехорошо: кто же мог к Доке приехать не местный,

похожий на бандита? Да еще с собой собирается непонятно куда

везти?