всем забыли.

Владимиру высказанного показалось маловато, и он

продолжил подтверждать легкость, с какой кардинально

меняется его оценка важных событий:

«И механик погиб случайно, без криминала. Сам слышал –

один пошел, один и в карьер загремел. И нечего нам в то

дело лезть!» - на оставшиеся пятьдесят процентов подтвердил,

что в ходе его мыслей я не ошибся даже на малость.

Из тенечка молча пошагали к зубилам и кайлам.

Откровения приятеля меня и не огорчили, и не удивили. Уверен,

что новое мнение насчет второго экскаватора и гибели механика,

которое он один раз уже успел изменить самостоятельно,

немного оглядевшись и подумав в первые дни работы, поменяет

еще не раз, развернув на сто восемьдесят градусов. И он тут же

подтвердил, что говорить мне одно говорил, но и сомнения все

же оставались:

« Непонятно только, зачем Николай Игнатович возле себя

трех бандитов держит», - уважительно назвал начальника по

имени-отчеству, все же факт подозрительной близости разных по

социальному статусу людей отметив. Но и ему постарался найти

объяснение, - «Может, они у него как охрана? Вокруг беспредел

сплошной и рекет, вот и приходится возле себя держать

мордоворотов!»

Для меня Владимир был ценным помощником в том, что

касалось его способностей поговорить с любым человеком по

душам, выпытать все нужное в легкой беседе вроде как по

пустякам, когда при необходимости можно и преувеличить, может

и соврать для пользы дела. У меня так не получалось, не мог я

ни соврать, ни преувеличить – таким родился. И иногда в очень

ответственные моменты, на сложные вопросы язык не

поворачивался ответить, потому что правдой было нельзя, а

вранье не получалось. Вот и рассчитывал на Владимира, у кого

отсутствовали подобные причуды, а потому возникшие у него

сомнения насчет непонятной близости начальника и трех

подозрительно похожих на бандитов мужиков постарался только

укрепить:

«По- твоему, бесценный Николай Игнатович старателей

боится, раз охрану завел прямо в лагере! А я не заметил, что

мордовороты его в поездках сопровождают, ни в город, ни еще

куда, где действительно беспредел и рекет! И механик, на

которого – прекрасно знаешь – любимый твой начальник

«бандюков» натравливал, то-есть защитников и охранников,

погиб не где-то там, в беспределе, а здесь, у нас, и смерть

принял такую, что я лично считать ее несчастным случаем не

могу, душа противится!»

Владимир засопел, начал перебирать рабочий инструмент –

сделал вид, что занялся делом и смотреть на меня

необязательно. Но слова мои до него дошли, потому что, потянув

время в сложной подготовке к работе кувалдой, все же со мной

согласился:

«Да, в дружбе бандитов и начальника не все чисто», -

признал этот очевидный факт, озабоченно вздохнул и меня

порадовал, - «ладно, буду вам помогать, пинкертоны хреновы.

Хотя и побаиваюсь, что ничего хорошего не получится, а вот из

артели нас вышвырнут запросто!»

Уже хорошо – очевидный и очередной разворот в мозгах

товарища на сто восемьдесят градусов определенно начался.

Часть одиннадцатая.

После работы Владимир уткнулся в книжку, которую его

жена без подсказки догадалась привезти, а я отправился

прогуляться вокруг лагеря, спокойно подумать, не лицезрея

лишних физиономий. Очень удивило меня, что с главным

бандитом «Милочкой» мы поступили не по джентельменски –

фингал на глаз повесили, руку травмировали, а его бос, то-есть

начальник артели, вроде и не отреагировал. Вернее

отреагировал, но по словам геолога Сергея, с некой похвалой в

наш адрес. С чего бы такое?

Подумав, пришел к выводам в двух вариантах. По первому

– начальник не очень ценит «защитников» и ему плевать на

разборки, лично его не затрагивающие. Подумаешь, женщину не

поделили. Насторожить его в данном случае могло одно: в

лагере появилась новая сила (это я, Владимир, Дока),

связываться с которой «Милочка» и его приспешники не