сонный Дока, и вырубил в домике свет, после чего его обитатели

тут же отправились в объятия Морфея.

Но не надолго: часа через два зарычал Чапа, и я мгновенно

открыл глаза – без причины собачуха, да еще ночью, никогда

этого не делал. Рычание сменилось лаем уже возле открытой

двери. Ребята зашевелились на кроватях, я же со своей соскочил

– посмотреть кто к нам рвется. Чапа уже бесновался, но почему-

то из домика не выскакивал, что свидетельствовало об одном:

незваный гость уже в нем. Представляя, кем он может оказаться,

я быстренько запрыгнул на кровать, схватил со стола Докин

фонарик и щелкнул выключателем – на полу возле двери

извивалась самая ядовитая змея – щитомордник.

«Ребята, змея!» - не очень и громко сообщил я для

остальных квартирантов. Владимир пулей выскочил из под

одеяла как ошпаренный, с ногами уселся на кровати в позе

будды, прижавшись спиной к стене домика, от ее края подальше.

Дока же только перевернулся на другой бок лицом к стене, и

сонно пробормотал:

«Выбрось на улицу, пусть в другое место ползет», - и ровно

засопел носом.

«Не выбрось, а убей!» - завизжал наш гринписовец, до

ужаса боящийся не только змей и скорпионов, а и невинных

пауков, - «Она снова к нам заползет!»

Пришлось мне с кровати срочно соскакивать, вооружаться

веником и змею из домика выкидывать, а потом и отметать

подальше в сторону сопок, да еще и следить, чтобы Чапа

держался от нее на расстоянии. Убедившись, что щитомордник

пополз в безопасном направлении, с Чапой в домик мы

вернулись, и нашли в нем Владимира все в том же положении.

«Ну что?» - поинтересовался он с дрожью в голосе, - «Убил

гадину?»

«Убил», - соврал я, в желании успокоить возбужденного

приятеля, и начал устраиваться на кровати. Быстро отошел ко

сну, так и не услышав, когда Владимир из позы будды перешел в

необходимое для сна положение.

А дня через три технарь принес новое полезное

наблюдение. Он зашел в домик, где обитали «бандюки», и

заметил в углу приличную кучу – на месте возможной четвертой

кровати – чего-то твердого, прикрытого брезентом. Одному из

«бандюков» дал поручение по работе, а когда уходил,

«случайно» за брезент запнулся и сдернул его в сторону. Под

ним оказались камни с рудного отвала, и такое их количество,

что если еще чуть добавить – пол в домике проломят точно.

«Должны они их в другое место перенести», - сделал Дока

вывод, - «и уже там продолжить складировать».

«В другое вряд ли понесут,» - не поверил я в такое, - «а

вывезти из лагеря могут в любой день».

«Запросто,» - согласился Дока, - «только вывезти втихаря

не получится, уж я за этим прослежу», - и побежал от меня

бодрой рысцой, наверное прямо сейчас организовывать слежку.

Сергей отсутствовал пятый день, и я начал привыкать к

новой работе. Новой - это намечать скважины в нужных местах,

определять и выносить мелом на дне карьера линии

опробования, отмечать особенности геологического строения на

новом горизонте по мере уборки взорванной породы и в

черновике составлять геологический план этого горизонта. То-

есть, делал все, чтобы вернувшийся геолог не оказался перед

завалами дел, разгрести которые сложно, а кое-что уже и

невозможно – убранное из карьера, назад не вернешь.

Пришлось вспомнить геодезию и маркшейдерию, и

необходимые для дальнейшей работы точки на новом горизонте

привязать инструментально, и даже сделать нужные вычисления

в одну руку, в расчете что во вторую их проверит сам геолог.

Времени свободного у меня не оставалось, зато постоянно

присутствовало ощущение некой неуверенности, как это бывает,

когда делаешь сложную чужую работу. Вдруг я в чем-то

ошибаюсь, и ошибок своих не замечаю?

Владимир, видя мою озабоченность и нервозность, при

случае не удержался:

«Не переживай так! Подумаешь, карьеришко несчастный! В