прекрасный. Извертелась вся, а его нет. А папаша под дверью на стреме, и

старикашка тут же. Весь красный и трясется. Папаша каждую минуту

кричит-: «Чего вы там ковыряетесь? У шофера уже трешник настучало».

Руки убери, а то рассказывать не буду.

Наконец она вышла, папаша ее по голове погладил—не бойся, дуся.

Старикашка ей, конечно, букетик в ручку — и в машину. Втроем сели, а

гости должны были прямо в церковь приехать. По дороге она еще надеялась,

что он откуда-нибудь вывернется, но все зря.

— Кто он? — спросил мужской голос.

— Владимир.

— Ты его знаешь, что ли?

— Да это певец Высоцкий. Я уже- говорила, слушать надо. И не жмись

ты ко мне.

— Я тебя вдохновляю. Давай дальше.

— Приехали они в церковь, поп их окрутил в один момент, только

спросил: «Ты всерьез за такого жмурика выходишь?» Она видит, что

Владимира нет, шепнула белыми губами, что все равно деваться некуда, и в

обморок хлопнулась.

— У тебя ноги холодные, — сказал парень. .

— Иди ты со своими ногами. Неинтересно, что ли?

— Давай-давай, Я слушаю.

— Ее в обмороке в машину положили и поехали. Гости за ними —

папаша автобус где-то нанял. Но, пока выходили из церкви, пока садились,

такси уже далеко уехало. А в такси только она, старичок и шофер. Вдруг

стрельба, крики. Она глаза открывает, а Вовка уже старика из машины

тащит, тот помертвел даже — так боится. Она тогда старика за шею и к себе,

а Вовке говорит: «Я тебя, миленький, ждала, но ты долго собирался. На

такси, наверное, экономил? Мне такой жадюга не нужен». Он похлопал

глазами и отвалил.

— И все? — спросил парень.

— А тебе мало? Конец первой серии.

— Я это уже читал. Это же «Дубровский» Пушкина.

— Сам ты Пушкин. Мне это одна женщина в электричке рассказывала

про актера Высоцкого. А дуреха за стариком еще лет десять маялась, он

никак не умирал.

— Чего нам о стариках говорить? — спросил парень, и доски на

крыльце заскрипели — наверное, он приступил к делу.

Это было уже неинтересно, мы встали и пошли в полный рост. Грачик

зачем-то потянул меня туда, где свет горел. Открываем дверь—ах ты наш

дорогой начальничек! Мандарин спит, положив голову на стол. Грачик ему

воротник расстегнул — жалко все-таки, если командир задохнется.

— А кто на посту? — спросил Мандарин, открыв свои дурные глаза.

— Нинка с лейтенантом. Тебя записать?

— В другой раз, — сказал Мандарин,— а сейчас дверь закрой, дует.

Порядок в комнате был тот еще... Мы погасили свет и ушли.

Минут через десять, когда мы, почему-то невеселые, укладывались, дверь

открылась, и, держась за стенку, вошел Мандарин.

— Ребята, — сказал он, —мне стыдно. Вызовите патруль. Пусть меня

арестуют.

— Ну да! —сказал Грач.— Дежурного будить! Он заодно и нам впаяет.

— Ладно, — сказал я, — отдашь мне завтра в обед второе, а Грачу —

ужин. И будем в расчете.

— Отдам, — согласился Мандарин. — А вы про меня никому не

скажете?

— Не скажем, — заверил Грач. — Только ты нам еще полай для полного

удовольствия.

Мандарин с готовностью гавкнул пару раз. Он, может, еще полчаса бы

гавкал, но я сказал, что больше не надо. Грач это плохо придумал. Никогда

не надо унижать человеческое достоинство — это какой-то большой

мыслитель сказал.

Блестящая победа

московского «Динамо»

Л. Бозриковой

1

Юру задержал на работе научный руководитель. Сиятельному Жуку

приспичило выяснить, в чем колупается его несчастный мэнээс. В течение

семнадцати минут Юра удовлетворял его высокое любопытство.

— Значит, к осени завершите, — сделал оптимистический вывод Жук,

давая тем самым понять, что верит в своего мэнээса.

А что ему, если разобраться, оставалось? Машина, на которой Юра