— У нас тоже нет, — сказала парень. — Правда, мы неделю как

вселились. И даже этого самого нет.

— Канализации? — подхватила Наташка, демонстрируя умение

устанавливать контакт в самые сжатые сроки. — Кошмар! Мне даже

вспомнить страшно, как мы это пережили.

Парень оказался неназойливым. Он пару раз поддакнул, даже не

взглянул на нее — это бы Юра увидел— и замолк. Наташка, вероятно, сочла

продолжение разговора нецелесообразным — везет и ладно, интереса у нее

этот длинношеий не вызвал.

Машина, все так же постукивая, выбралась на Ленинградский проспект и

покатила направо, до того места, где можно развернуться. На повороте

Наташка не удержалась и ткнулась парню в плечо, но тотчас выпрямилась и

уставилась в зеркальце.

Юра поймал ее взгляд. Она смотрела тревожно и строго, как будто через

минуту ей выходить на сцену или еще куда-то — экзаменоваться, предстать

перед судьями, приговор которых должен определить ее судьбу.

«Что-то не видно их здесь, этих судей. Я-то уж, известно, не в счет.

Шофера тоже можно не считать. Но есть еще память. Можно вспомнить чье-

то лицо, глаза, разглядывавшие тебя, и представить, что они и сейчас

смотрят на тебя. Или подумать, что он где-то есть и что-то делает свое, а

нужно, чтобы он вспомнил о ней, увидел ее. Поэтому все должно быть в

полном порядке, а в сырую погоду марафет так и течет. Нужно быть

внимательней, и тут уж, конечно, не увидишь, как сзади маловыразительным

фоном нарисовалось лицо опостылевшего супруга, с торчащими ушами,

которые, как рога, подпирают поля идиотской круглой шляпы — только

такая ему и нравится».

— Папина «Победа»? спросил Юра.

— Папина, — согласился парень, — но теперь-то уж фактически моя.

— А что же он вам «Волгу» не купит?

— Я тоже думаю, почему бы ему этого не сделать?

— Не возражали бы?.

— А вы бы возражали?

«Все правильно, — подумал Юра, — вот и получил но мозгам. Сам

нарвался».

— А я бы возражала, — вдруг пришла ему на помощь Наташка, — с

собственной машиной только морока. Куда удобнее такси.

— Может быть, — сказал парень. Конечно, лезть ему в спор не было

никакой нужды —достаточно того, что он вез их на своей машине. Это был

самый убедительный аргумент.

«Чего это она кинулась меня выручать? — подумал Юра. — И на

опоздание не среагировала, даже не спросила, почему задержался. Хотя я же

сказал, что меня Жук задержал. Но она приняла это как должное, как будто

я каждый день с Жуком беседую — вот что странно. Даже не

поинтересовалась, о чем у нас с ним был разговор. А если бы он мне

действительно предложил зарубежную поездку? Могло же такое быть, не

последний я дурак в институте. Я бы ничего не сказал ей ни сегодня, ни

завтра. А когда все уже было бы решено, показал ей заграничный паспорт,

или как это там называется. Вот это была бы сцена! Только она ведь не

вериг ни в какие такие возможности. Она даже подумать не может, что мне

такое предложат. Она уже наверняка рассчитала мою карьеру на двадцать

лет вперед —времени у нее для этого достаточно, а может, и говорила с

кем-нибудь обо мне. Она уже все знает про меня (по крайней мере думает,

что знает), и в моей судьбе нет для нее ничего неожиданного, каких-нибудь

там взлетов или свершений. Поэтому ей и спрашивать меня неинтересно. И

не исключено, что она теперь смотрит по сторонам, чтобы не связывать себя

навсегда с такой маловыразительной личностью. А иначе зачем ей работа?

Почему она хочет сдать Обратно в ясли и вернуться в свой разъездной

театрик? Былые успехи покоя не дают, блеск славы? Фиг-то, не было там

никакой славы, да и успеха, пожалуй, не было. Мотались на автобусе по

области, играли какую-то муру перед сельскими тружениками. В итоге —

пневмония и Обратно.

Стоп! — крикнул он сам себе. — Теперь уж точно приехали. Нет у меня

никаких оснований в чем-нибудь ее подозревать. Я сам все придумал. Шире

шаг, ребята, мы шагать пешком не устаем, пускай планета маловата, мы