девица, выступающая на панели улицы Смольной, этот розовый поросенок,

сопящий под клапаном пушистого синего одеяла, и он сам, голодный, в

мятом плаще и мокрых, с воскресенья не чищенных ботинках, что вся эта

троица есть единое целое, именуемое семьей. Он подумал, что гораздо

ближе к истине было бы предположение, что этот сверток ему дала

подержать какая-то незнакомая толстая женщина, которая забыла купить

хлеб и сейчас кинулась исправлять свою оплошность, что с той девицей он

незнаком вовсе, но мог бы попробовать, только сначала бы залез в ванную,

потом надел чистое белье, не спеша побрился, съел пару бутербродов и

выпил бутылку пива.

Значит, сегодня он к ней не подойдет: пока ванная, пока бритье, пока

пиво — это часа два. Брюки от черногo костюма уже три недели висят

неглаженые — Наташка, считает, что он должен сам их гладить. Heт,

сегодня свидания не будет. И вообще, прежде чем опять садиться на эту

карусель, неплохо недели две пожить просто так, одному — работа, кино,

пара бутылок пива, дочитать «Деревушку» и найти где-нибудь «Город». А

потом в один прекрасный вечер, возвратились из кино, видишь чуть ли не у

порога своего дома вот такую танцующую девицу — отчего не познако-

миться?

Только если она так танцует, значит, куда-то спешит, и он на своих

двоих ей совсем ни к чему. Даже если он понесет ее на руках по указанному

адресу, это будет совсем не та скорость, да, наверное, и не тот комфорт, на

который она рассчитывает. К такой девице нужно подъехать в новом

«Москвиче», тогда, может быть, появится какой-то шанс.

2

Наташка так и стояла у кромки тротуара, подняв руку, и не опускала ее,

даже если из-за угла выскакивал автобус. На автобус она не реагировала, но,

если вылетала легковая и было видно, что без пассажиров, она вскидывала

голову и улыбалась, хотя вряд ли шофер мог разглядеть ее улыбку, потому

что уже смеркалось, Она даже произносила какой-то текст вроде — ох ты мой

хороший, ну давай скорее сюда! Но пока все это плохо действовало. Машины

проносились одна за другой, были и без пассажиров, но ни один гад даже не

притормозил. Юра потихоньку злорадствовал, благо Обратно вел себя

прилично. Наташка каждой машине грозила вслед кулаком.

Наконец старенькая «Победа», постукивая, выползла из-за поворота,

дернулась было, набирая скорость, но на этот раз Наташкино обаяние

сработало, и машина вильнула к тротуару и встала метрах в двадцати. Тот,

кто сидел за рулем — это было видно в овальное заднее стекло, —

перегнулся и открыл дверцу.

«Кавалер! — подумал со злостью Юра.— А ведь может увезти. Только

неужели она клюнет на этот драндулет? А что? Клюнет и уедет. Очень даже

просто. А я останусь с Обратно».

Васильев! — крикнула, выпрямляясь Наташка.— Васильев, ты идешь?

Юра шел эти пятьдесят метров не спеша, как и подобает человеку с

ребенком на руках, а Наташка нетерпеливо топталась у открытой передней

дверцы.

Ну, не поймал он такси, не повезло, но это не значит, что он ни на что не

годится. У него есть сын. А если ты, как прости господи; охмуряешь первого

встречного, то это никакая не победа, а, может, даже поражение твое, потому

что ты не хочешь смотреть на мир реалистически и быть в нем тем, что ты

есть на самом деле, и не требовать себе сверх положенного.

— Привет! — сказал Юра, залезая на заднее сиденье. — С прицепом

берете?

За рулем сидел длинношеий парень.

— Привет, — сказал он, — мне все равно.

Он еще раз перегнулся, захлопнул дверцу.

— Вы нас очень выручили, — сказала Наташка, когда они поехали,

— беда с этими маленькими.

— А мне все равно в ту сторону, — сказал парень,— В гости

собрались?

— Как бы не так! Мыться!

«Зачем она это говорит? — подумал Юра. — Что за манера

откровенничать с первым встречным?»

— Вы представляете, — продолжала Наташка,— дом три месяца -

как сдали, а воды горячей все нет.