Я зря времени не теряла. Обследовала рощу и нашла ручей, текущий из-за северных холмов и терявшийся в дальнем лесу. В нем водилась рыба и раки, и мне пришла в голову идея. Для ее воплощения требовалось несколько камней. Найти их оказалось несложно. Поискав полчаса вдоль ручья, я принесла в рощу несколько голышей подходящего размера. Нужное дерево ждало прямо на месте - совсем свежее, сваленное бурей последней зимы. Я вырубила из ствола чурбачок и выскоблила изнутри, так что получилась деревянная кастрюля. Налив в нее воды, закинула внутрь раскаленные в огне камни. Вода сразу ощутимо нагрелась. Если менять камни постоянно, вынимая остывшие и опуская в воду горячие, она быстро закипит. Вот только голыми руками камни не вынешь! Ладно, вырежу ложку.

Со всем этим добром я провозилась больше суток. В конце концов удалось в довесок к кастрюле смастерить примитивный черпак. Теперь дело осталось за главным!

Аэль вернулся через два дня, голодный, грязный и довольный, с мясом и двумя оленьими шкурами. Когда он их развернул, резкий запах заставил меня закашляться - внутри лежал большой ком оленьего помета. Зато какое у Аэля стало лицо, когда я протянула ему выдолбленную из дерева чашку с горячим крепким рыбным бульоном! Он выпил его залпом, протянул чашку, прося еще.

– Как ты до этого додумалась?..

– Этот способ я еще в детстве вычитала в одной книге. Правда, я молодец?

– Ты просто умница, - сказал он ласково, и мне захотелось лизнуть его в губы, как та волчица.
– А сколько времени мне сэкономила! Я отдохну, а ты свари мясо. Нужен крепкий бульон, да побольше. И еще один котелок сделай, повместительней.

Месяц назад я пришла бы от такой благодарности в ярость! Но Аэль уже приучил меня к подчинению. Я промолчала и пошла искать дерево потолще.

На самом деле этот способ варки никуда не годится. Энергии требует больше, чем добывание огня трением, и вообще варить одновременно мясо и камни крайне неудобно. Но было поздно - приказ получен.

К обработке шкур он меня не допустил и правильно сделал, что, впрочем, не мешало мне смотреть во все глаза. Казалось бы, для такого дела нужны химические реактивы. У Аэля их, понятное дело, не было, и он обошелся тем, что в прямом смысле слова валялось под ногами. Обе шкуры он тщательно вычистил с внутренней стороны. Олений помет развел в мясном бульоне и с вечера покрыл шкуры этим составом. Утром нанес второй слой и вечером третий. На следующий день осторожно снял подсохший состав ножом. После подозвал меня и велел ходить по одной из шкур босыми ногами, а сам встал на вторую. Мы протоптались на них несколько часов, прежде чем Аэль решил, что хватит, и перевернул шкуры шерстью вверх. Через день мы эту операцию повторили, потом еще раз и еще. Затем он аккуратно укоротил ворс ножом и прочесал его моей расческой. Распорки были давно готовы, и шкуры еще сутки сохли на опушке, после чего Аэль размягчил их, растягивая с помощью округлого камня, и наконец сказал, что можно шить.

Через полторы недели он стал счастливым обладателем костюма из стриженого оленя. Ухитрился даже сделать карманы в штанах и на куртке! Я завидовала ему, тем более, что комбинезон к этому времени надоел мне хуже горькой редьки. Но в нем не будет жарко летом, а вот насчет меховой одежды я не уверена!

Был уже конец мая. Теплые ясные дни сменялись дождливыми, и в огромных количествах вывелась мошка. Была она помельче комаров и не звенела, а кусалась еще больней. Запах дыма ее отпугивал, и мы пропитались им насквозь. Заняться нам было совершенно нечем, однако Аэль не умел бездельничать и принялся учить меня бою на мечах. Ну как на мечах? Меч-то у нас был один плюс топор, так что время от времени мы обменивались оружием. Учитель из него был плохой, нетерпеливый и чересчур жесткий. Только сейчас я поняла, как он щадил меня в начале пути. Пылинки сдувал, на руках носил! Теперь же, убедившись в моей силе, он стал беспощаден. Я вся ходила в синяках и шишках, не успевали зажить одни, как появлялись другие. Если б способность тела к восстановлению прогрессировала и дальше, он без зазрения совести отрубил бы мне руку - чего жалеть, если новая отрастет!

Потом это дело ему надоело, и он решил превратить меня в профессиональную охотницу. Против такого поворота я ничего не имела. Мы сутками пропадали то в лесу, то в лугах, подкрадывались к оленям и злобным турам, выслеживали сурков, добывали водяную птицу. Я и думать забыла о жалости. Животные были добычей. Чтобы выжить, надо убивать. Теперь мне стало понятно, что гуманизм - явление исключительно социальное. Он идет рука об руку с цивилизацией, но не затрагивает отдельных людей. Вот я, Ксюша Самойлова, рафинированная горожанка - еще полтора года назад я была по-настоящему гуманным человеком, старалась относиться по-доброму даже к тем людям, кто делал мне зло, а уж с животными и вовсе сюсюкала. Будь эта доброта частью меня, я и сейчас предпочла бы умереть от голода, лишь бы не причинять зла другим живым существам. Мое сегодняшнее поведение доказывает: гуманизм отнюдь не заслуга эволюции. Он - завоевание цивилизации, только и всего.

Мне вспоминаются фильмы о малых народах и диких племенах, в которых настойчиво проводилась идея того же гуманизма, якобы изначально присущего живущему в природе человеку: не убивай больше, чем нужно, не истязай животное, дающее тебе пищу. Сейчас это кажется смешным. Аэль - великолепный охотник, он действительно берет пищи ровно столько, сколько ему нужно, - и оставляет остатки туш лесным падальщикам. Северные охотники, первыми встретившиеся мне, безжалостно перебили ноги олененку и ничуть не переживали из-за его долгих страданий. Прирожденные убийцы лула загнали нас к обрыву точно так же, как выгоняют огромные стада лошадей и оленей, заставляя их сотнями кидаться в пропасть только ради того, чтобы вырезать несколько лучших кусков мяса и уйти прочь.

Кстати, Аэль идею гуманизма хорошо понимает, поскольку знаком с историей нанья. Но для него это чистая теория, никак не применимая к реальной Земле. Даже после всех моих рассказов он не может поверить, что лулу идут по пути нанья, что они - как старший и младший братья. Чтобы увидеть изменения в лулу, нужно смотреть издалека - так, как смотрит великий Анту с высоты своих тридцати тысяч лет. Ста двадцати лет слишком мало! Аэль не верит, что можно жить не так, как сейчас. Для него наша планета одновременно изобильна и опасна, ее необходимо ежедневно покорять, отбирать все необходимое. Он уверен: люди пребывают в духовной нищете только потому, что у них плохое оружие, - и одержим идеей дать каждому мужчине на планете по мощному луку и копью с металлическим наконечником, вот тогда-то сразу повсюду наступит вечное счастье. Я указываю ему на те племена, которые в течение долгого времени испытывали на себе культурное влияние нанья, племена, питающиеся злаками и фруктами, имеющие доступ к металлическим изделиям, разнообразной посуде и технологиям, до которых другие лулу никогда не додумаются. Эти люди живут дольше своих диких родичей, меньше болеют, они более общительны и доброжелательны к чужим. И что в этом хорошего?
– возражает Аэль. Жизнь это борьба, приветливость - признак слабости! Чтобы выжить, нужно убивать снова и снова, изобретать все новые способы убийства, твердит он, и ему не приходит в голову, что образ жизни нанья - не аномалия, а лучший пример для лулу. Но корень проблемы не в руках, а в головах, объясняю я. Пока человек будет лишь брать у природы то, что ему требуется, он останется глупым и диким. Не наконечники копий надо менять, а образ жизни, учиться создавать что-то самому!