– Ну?

– Что «ну»? Через неделю будешь бегать, как братья Старостины. Это я вам, сударь, гарантирую.

Лешка облегченно вздохнул.

– А авиация?

– Найдется кому летать.

Отец вытер руки и вдруг спросил:

– Как там Василий? Небось, не роняет самолеты, как некоторые?

Вот чего не хотелось Лешке, так это ворошить ту глупую историю. Дурацкий спор с Васькой, похоже, навсегда зачеркнул его летное будущее. Безрассудный риск привел к аварии, и если бы не парашют…

Лешка надел сапог и хмуро ответил:

– Василий Сталин – как положено: отличник боевой и политической… Вот увидишь, скоро будет полком командовать. – Говоря это, Алексей подошел к стеллажу и небрежно взял томик «Археология СССР». – Оставил все-таки? – спросил он с укоризной.

Отец молча кивнул.

– Зря! Говорил тебе – выброси. С этим покончено раз и навсегда. И бесповоротно!

– Ну и хорошо. Сам теперь и выбрасывай…

Алексей машинально стал перелистывать книгу и вдруг наткнулся на фотографию. На него, улыбаясь, смотрела Таня Шапилина. В руках – коньки, в глазах – безмятежное счастье. На обороте надпись, сделанная Танькиной рукой: «Александровский сад. Зима 1938».

Лешка помолчал немного и поднял глаза на отца. Но тот сделал вид, что ничего не заметил.

– Пап, я сделал свой выбор и ни о чем не жалею.

Глава 2

Утром следующего дня Лешка Казарин помогал отцу в правительственном гараже. Он и в детстве не один раз бывал в этих боксах. В такие дни, помогая копаться в моторах, чистить детали или накачивать шины, Лешка чувствовал себя почти взрослым. Иногда ему попадало за нерасторопность от отцовских сослуживцев, но он не хныкал и жаловаться отцу не ходил.

Знал, что в гараже его любили, а если гоняли, то это так, для порядка. Как же иначе? Доверяй, но проверяй. Лешке доверяли, в противном случае не узнал бы он, что в одном из боксов гаража особого назначения расстреляли в 18-м году Каплан – эту гадину, стрелявшую в Ленина. Слышал Казарин и смачный рассказ старого водителя о том, как упал в обморок поэт Демьян Бедный, напросившийся посмотреть казнь. Все это происходило когда-то здесь, в небольшом дворе бывших царских конюшен, пристроенных к подножию Потешного дворца.

Неожиданно кто-то из водителей произнес:

– Ничего себе! Шапилин!

Казарин-старший отложил инструмент и посмотрел в сторону арки, ведущей на Коммунистическую. С ее стороны к ним приближались несколько человек в военной форме. Впереди шел Петр Саввич.

Все бросили работу, и только Алешка продолжал натирать и без того блестящий бампер «Паккарда». Грозный и всемогущий Шапилин направился прямо к нему и остановился в ожидании, что лейтенант, заметив его, как и все в гараже, вытянется по стойке «смирно!». Однако этого не случилось. Лешка, быстро отдав честь, продолжал работать как заведенный. Такого нарушения субординации в гараже давно не помнили. Наступила зловещая тишина.

Шапилин с издевкой спросил:

– Что, офицер, повышаешь квалификацию?

Сопровождающие подобострастно засмеялись, желая подчеркнуть остроумие своего начальника.

А Шапилин продолжал измываться:

– Ну что ж, объявляю благодарность.

Алексей не спеша отложил тряпку, вытер руки и тихо с вызовом произнес:

– Служу Советскому Союзу. – Его взгляд был спокоен.

И тут от шапилинской выдержки не осталось и следа: Петр Саввич побагровел и закричал на весь гараж:

– Твои ровесники кровь на фронтах проливают, а ты, значит, машинку трешь?

Казарин-старший решил заступиться за сына:

– Понимаете, Петр Саввич, у него ранение…

– А тебя, товарищ Казарин, не спрашивают! – грозно рявкнул Шапилин. Но вдруг улыбнулся и снисходительно добавил: – Мы с твоим сыном сами разберемся. Правда, Лешка?

Эта неожиданная улыбка и добрые интонации Петра Саввича смутили Алексея. Слишком уж легко все обошлось. Шапилин его, мягко сказать, не любил, и Казарин об этом не забывал. На всякий случай он кивнул и строго по-военному ответил:

– Так точно.

Шапилин прищурился. Поняв, что Лешка явно предпочитает официальный язык общения, он скомандовал:

– Тогда приказываю завтра явиться ко мне по вопросу дальнейшей службы.

Не дожидаясь ответа, он махнул рукой своему окружению и двинулся к выходу. Но голос Лешки заставил его остановиться:

– Я иду на фронт!

Гараж, затаив дыхание, следил, что будет дальше.

Шапилин, не оборачиваясь, бросил через плечо:

– Завтра в девять ноль-ноль у меня в кабинете. Опоздаешь хоть на минуту – пойдешь под арест.