Флэнни вышла следом, и они поспешили в соседний барак, где находилась «операционная». Когда они вошли, здесь уже вовсю кипела работа. Напряженную тишину нарушали лишь хриплое дыхание и стоны раненых, тихий звон хирургических инструментов, быстрые шаги медсестер и санитаров да короткие отрывистые команды врачей. Доктор Люмьер и Флэнни быстро вымыли руки раствором карболки и направились к ближайшему столу, где лежал раненый, терпеливо ожидавший своей очереди. Впрочем, ожидание не было для него таким уж мучительным, поскольку, благодаря милосердному провидению, он был без сознания. Привычными четкими движениями Флэнни быстро разрезала его куртку, открыв два пулевых ранения в грудь, и осторожно промыла раны карболкой, а затем отступила назад, освобождая место доктору. Тот хмуро осмотрел раны, неодобрительно поцокал языком, но ничего не сказал.

– Ну, что ж, – тяжело вздохнул он. – Приступим! Тампон и пинцет.

Спустя четверть часа с первым пациентом было закончено, и они перешли к соседнему столу, на котором лежал очередной раненый. У него были многочисленные осколочные ранения, но, на первый взгляд, лишь два вызывали серьезные опасения: глубокая рана под правой ключицей и самая серьезная и большая – в живот. Флэнни быстро разрезала его форму, которая теперь скорее напоминала окровавленные лохмотья, чем одежду, и убедилась в верности своей оценки.

«Серьезные раны. Я бы даже сказала – плохие, – отметила она про себя, обрабатывая их карболкой. – Особенна та, что в живот. Такие ранения всегда очень сложны и опасны. А тут еще и грязь наверняка попала. Нет, все-таки война – это ужасно! Сколько людей погибает на поле боя… А сколько умирает здесь, у нас на руках. И мы ничем не можем им помочь. Это так несправедливо! Вот и этот. Кто знает, выживет ли он? А он ведь еще так молод».

Флэнни осторожно повернула голову раненого к себе лицом и… застыла.

«Господи… Это же… Не может быть!»

Перед ней лежал тот самый молодой человек, который приходил в госпиталь Святого Иоанна, чтобы увидеть Кенди. Тот самый, о котором еще несколько дней назад ее подруга рассказывала с такой любовью, считая, что он по-прежнему выступает в театре в Америке.

«Терруз Грандчестер, – вспомнила она его имя. Обернувшись, Флэнни посмотрела на Кенди, помогавшую одному из врачей в противоположном углу операционной. Девушка сосредоточенно следила за действиями доктора, быстро протягивая ему инструменты, и была всецело поглощена работой. Флэнни снова отвернулась и всмотрелась в черты лежащего перед ней молодого человека. – Нет, не может быть! Может, я ошибаюсь? В конце концов, я его видела всего лишь раз, да и то мельком. Я могу обознаться… В любом случае, не стоит поднимать шум. Кенди ни к чему сейчас подобные сюрпризы. Это может выбить ее из колеи, а сейчас дорога каждая минута и каждая пара рук! А если он еще, не дай Бог, умрет во время операции? С такой раной это вполне возможно. Она никогда себе этого не простит. Нет, лучше оставить все так, как есть. Пусть лучше потом винит меня. Другого простить намного легче, чем себя. Тем более за смерть любимого человека».

– Мисс Гамильтон… Мисс Гамильтон! – настойчивый голос доктора Люмьера вырвал ее из оцепенения, вернув на землю. Флэнни вздрогнула и удивленно посмотрела на него, но тут же вспомнила, где находится, и, побледнев, виновато опустила глаза. – В чем дело? Что с вами?!

– Ничего. Я прошу прощения, – пробормотала девушка. – Я задумалась.

– Я заметил. Только вот сейчас не время витать в облаках, моя дорогая. Мы нужны этим людям. И чем быстрее мы будем работать, тем больше жизней нам удастся спасти. Так что соберитесь!

Однако эта отрезвляющая нотация несколько запоздала: вместе с принятым решением к Флэнни вернулись ее прежние уверенность и спокойствие.

– Вы правы, доктор. Это больше не повторится, – чуть склонив голову, невозмутимо ответила девушка привычным тихим голосом.

– Хорошо, – кивнул тот и тут же снова ушел с головой в работу. Осмотрев рану под ключицей, он нахмурился и, протянув руку, коротко приказал. – Пинцет.

Встав так, чтобы ее фигура полностью скрывала лицо их пациента от взора Кенди, Флэнни быстро вложила в ладонь доктора сверкающий инструмент и принялась ждать. Спустя несколько секунд на белоснежную марлю лег окровавленный кусочек металла. Доктор Люмьер быстро промыл рану и наложил швы.

– С этой проблем не будет, – коротко прокомментировал он, обрезая нить, а затем перевел взгляд на рану в животе и нахмурился. – А вот об этой я такого сказать не могу. Придется повозиться, но даже если нам удастся промыть ее как следует, лихорадки не избежать.

– Как вы думаете, доктор, он выживет? – тихо спросила Флэнни.

– Не уверен, – мрачно отозвался Люмьер, опуская руки в таз с раствором карболки, а затем снова взял пинцет и склонился над раной. – Я сделаю все, что смогу, а дальше… А дальше я не властен. Нам остается только ждать и молиться, чтобы лихорадка не сожгла его заживо. Впрочем, организм у него молодой, крепкий. Может и обойдется. Человек, моя дорогая, это бесконечный источник сил и энергии. Еще ни одному ученому, будь то медик или кто-то иной, не удалось установить предел возможностей этого создания, а тем более измерить силу его духа. Его жажда жизни бесконечна и, подчиняясь ей, он иногда творит поистине чудеса. Смотришь иной раз на больного и думаешь: ну все, казалось бы, конец, нет никаких шансов… Ан нет. Он вдруг – раз! – и вопреки всем мнениям, пророчествам и заключениям, даже вопреки логике, встает, выживает. У меня было немало таких случаев в практике, и могу сказать лишь одно: выживет или не выживет человек – зависит не столько от его физических сил и возможностей, сколько от силы его духа. От жажды жизни. Если он хочет жить, то будет жить! Кстати, приготовьте побольше карболки.

– О, Боже, как же я устала, – пробормотала Кенди и, подойдя к кровати, тяжело опустилась поверх одеяла.

Вошедшая следом Флэнни с беспокойством посмотрела на подругу, размышляя, стоит ли рассказать ей все сейчас или подождать.

«Но… Если я не скажу ей, это будет нечестно. Имею ли я право так поступать? Может быть, все-таки лучше сказать?.. Но будет ли это правильно? Она сейчас так устала. Это и понятно. Больше четырнадцати часов у операционного стола вымотают кого угодно, а Кенди, к тому же, до этого еще и дежурила. Почти сутки без отдыха. Но… Господи, ну почему в таких делах все так сложно?! Нет, я должна сказать! Кенди имеет право знать!»