Вскочив с места, он быстро выбежал из кабинета. Кенди и Жоа переглянулись, ошеломленные столь стремительным развитием событий, но не успели сказать друг другу ни слова, поскольку дверь снова открылась, и в комнату вернулся доктор Люмьер в сопровождении женщины. Она была невысокого роста, длинный белый халат медсестры, на котором местами виднелись темные пятна засохшей крови, ладно сидел на стройной фигуре, ненамеренно подчеркивая ее мягкую женственную округлость. Волосы женщины были аккуратно забраны под белую косынку и только одна небольшая прядка темного цвета, выбившись наружу, мягким завитком падала на висок. Царивший в комнате полумрак отбрасывал густые тени на ее лицо, скрывая его черты, но Кенди она показалась очень молодой.

– Добрый день, – поздоровалась женщина, подходя ближе. Очевидно, доктор Люмьер уже рассказал ей о том, что одна из прибывших медсестер – американка, поскольку она говорила по-английски.

– Добрый день, – приветливо улыбнулась Кенди.

– Добрый день, – эхом отозвалась Жоа.

– Знакомьтесь, девушки. Это наша главная медсестра мадемуазель Антуанет Делакруа. Антуанет, это наши новые медсестры мадемуазель Кендис Уайт и мадемуазель Жозефина-Ариэль Дюваль, – быстро покончив с официальным знакомством, доктор Люмьер снова занял свое место за столом, что, вероятно, должно было означать конец беседы, и с улыбкой взглянул на девушек. – Антуанет покажет вам госпиталь и определит ваши обязанности.

– Рада нашему знакомству, – улыбнувшись, произнесла Антуанет Делакруа. Голос у нее оказался под стать внешности – мягкий, грудной и мелодичный – и невольно вызывал в памяти сверкающие переливы атласа, а исполненная приветливости и усталой мягкости улыбка, от которой на щеках женщины заиграли очаровательные ямочки, мгновенно превратила миловидную даму в ослепительную красавицу. – Следуйте за мной.

Главная медсестра направилась к двери.

– Одну минуту, – Кенди быстро достала из кармана несколько аккуратно сложенных листков бумаги и протянула их доктору. – Это документы о нашем направлении к вам.

– А-а… – Люмьер усмехнулся и покачал седой головой. – Постоянно забываю о формальностях. Что поделаешь, я – врач и не привык возиться с бумажками. Спасибо, что напомнили, мадемуазель Уайт.

– Зовите меня просто Кенди, – предложила та, улыбнувшись в ответ. – Так удобнее.

– А меня обычно зовут Жоа, – поддержала ее француженка.

– Хорошо, – в голубых газах Люмьера сверкнули едва заметные искорки одобрения.

Кенди и Жоа направились к стоящей у двери Антуанет, но у самого порога Кенди обернулась.

– Чуть не забыла. Доктор Консоме просил передать вам привет.

Услышав эти слова, Люмьер просто расцвел от удовольствия.

– Поль?!

– Да.

– И где вы встретили этого старого пройдоху?!

– На вокзале, когда прибыли в Париж. Почти перед самым отъездом. Он помогал раненым.

– Что ж. Спасибо, Кенди. Всегда приятно получить весть о старом друге.

Кенди лишь улыбнулась и вышла из кабинета.

– Не обижайтесь на доктора Люмьера, – заметила Антуанет, когда они вышли из здания. – Иногда он ведет себя очень странно, но это его обычная манера. Скоро привыкнете. Он очень добрый и, несмотря на то, что ему больше семидесяти лет, прекрасный врач. Может быть, один из лучших в стране. Полагаю, это дает ему право иметь кое-какие мелкие странности. Кроме того, он очень устал. Два дня назад прошел очередной бой, и у нас было много раненых. Больше суток пришлось работать без отдыха. Медсестры выбились из сил, а уж о врачах и говорить нечего. Последних тяжело раненных отправили несколько часов назад в Париж. Доктор Люмьер считает, что обязан лично проследить, чтобы все было в порядке. Поначалу я пыталась убедить его, что мы справимся самостоятельно, но бесполезно. Впрочем, может быть, именно поэтому его так любят и уважают. Я установила более короткие смены, чтобы медсестры смогли отдохнуть. Ваш приезд – это просто благословение Божие. Для нас, разумеется, – Антуанет улыбнулась с легким сожалением. – Учитывая ситуацию, вам придется немедленно приступить к своим обязанностям, хотя вы, наверное, очень устали в дороге.

– Ничего, – возразила Жоа. – Мы готовы приступить к работе немедленно. Для этого мы сюда и приехали.

– Я рада. А медсестры, которых вы смените, будут вам очень благодарны. Сейчас я покажу, где вы будете жить, и вы сможете оставить там свои вещи, а затем провожу на место дежурства и расскажу о ваших обязанностях.

Теперь, когда они вышли из полумрака здания, Кенди удалось как следует рассмотреть главную медсестру военно-полевого госпиталя 1478. При ярком дневном свете стало очевидно, что та совсем не так молода, как показалось Кенди в «кабинете» доктора Люмьера. На вид Антуанет было около тридцати лет. Она обладала правильными чертами лица, может быть, не безупречными, но гармоничными. Из-под ровных полукружий бровей на девушек внимательно смотрели опушенные длинными густыми ресницами карие глаза изумительного орехового оттенка, в уголках которых собрались маленькие едва заметные морщинки, свидетельствующие о том, что их обладательница любит улыбаться или… очень устала, а, быть может, и то, и другое. Волосы мадемуазель Делакруа при ближайшем рассмотрении оказались совсем не черными, а каштановыми с красивым медным отливом, а кожа такой белой и бархатистой, словно ее ни разу не касался солнечный луч. Однако, хотя она производила впечатление милой, приветливой и веселой женщины, Кенди внезапно ощутила волну потаенной грусти, которая, словно невидимое облако, окружала Антуанет. Такое щемящее сердце чувство охватывает человека осенью, когда деревья одеваются живым пламенем, золотые листья кружатся в воздухе и уносятся легким ветерком в звенящую тишиной небесную синь навстречу ласковым лучам все еще по-летнему яркого, но уже не палящего солнца. И он понимает, что это тепло – лишь иллюзия, прощальный поцелуй ушедшего лета, и что за сверкающим золотым великолепием скрываются первые признаки надвигающихся холодных зимних сумерек – времени сна, покоя и тьмы… И в его душе невольно воцаряется, казалось бы, необъяснимая тревожная печаль, а сердце плачет невидимыми слезами в неизбывной тоске по безвозвратно ушедшему лету. И именно такую грусть ощутила Кенди, глядя в красивые карие глаза Антуанет Делакруа. Но если бы ее спросили, что ее вызвало, Кенди вряд ли смогла бы ответить внятно. Может быть, легкая отрешенность, которая сквозила в поведении главной медсестры… а, может быть, непонятная тень, застывшая на дне ее глаз.

– …Сложнее всего здесь дело обстоит с поддержанием чистоты, – продолжала между тем Антуанет. – Легче всего летом, поскольку неподалеку протекает ручей. Зимой мы растапливаем снег, чтобы получить воду. Но вот весной… Снег уже грязный, да и в ручье вода не слишком чистая, приходится долго отстаивать. Но, как вы знаете, чистота – обязательное условие нашей работы. К сожалению, нередко бывают случаи, когда при нехватке лекарств и прочих необходимых вещей все, что мы можем сделать для раненого – так это сохранить рану чистой и не допустить заражения крови. К тому же, чистота и аккуратность – главные требования доктора Люмьера.

Она остановилась перед низким деревянным бараком. По сравнению с остальными постройками здание, сделанное из бревен, казавшихся от сырости почти черными, выглядело небольшим и приземистым.

– Здесь живут все медсестры госпиталя, – пояснила Антуанет. – Комнаты здесь маленькие, но окна выходят на солнечную сторону, да и само здание теплое.

Распахнув дверь, она вошла внутрь. Кенди и Жоа молча последовали за ней и остановились. Прямо перед ними, освещенный неярким светом, падающим из проема двери, возле которой они стояли, простирался темный коридор. Антуанет уверенно прошла вперед и открыла одну из дверей, расположенных вдоль коридора.