***

– И что ты себе думаешь, Бен, заявляясь ко мне в третьем часу ночи, да еще и с непристойным предложением напиться где-то в Сохо? – Хиддлс был заспан и недоволен. Ему снились цветные сны о прошедшем уик-энде в Париже. Он засыпал перелет, а тут, как чертик из табакерки, нарисовался друг, судя по запаху, уже нанесший быстрый визит какому-то питейному заведению.

Бенедикт ничего не ответил, но его отчаянный взгляд заставил Тома скорректировать первоначальный план: дать ему пинком под зад, предварительно развернув в сторону выхода. Для начала надо было выяснить причину печали. Или повод, тут же поправил он ход своих мыслей. Причина-то одна: Хеллс. Только что заставило его уйти от нее посреди ночи? Хиддлстон попробовал рассмотреть подобный сценарий с Амели, но не мог придумать ни одной уважительной причины, ничего, что могло бы оправдать подобный поступок.

– Какого черта ты не дома, Бен? – высказал он наболевший вопрос. – Разве ты не должен быть сейчас c Хеллс и вести себя, как порядочный семейный человек в воскресенье ночью? Ну…или как не совсем порядочный, - Том представил вариант событий, когда они с Амели наконец получат возможность проводить столько же времени вместе, как мы с Бенедиктом. – Но дома, - уточнил он во избежание недоразумений.

– Я бы и проводил, но Хеллс, она…Том, ты просто не представляешь, что она сделала. Я так разозлился, впервые не смог контролировать гнев. – Хиддлс хмыкнул, вспоминая сцены ревности и их последствия в ресторане. – Тогда я бы не сказал, что был зол на нее, - объяснился Бенедикт. – Но сейчас…

– И что же она такого страшного сделала? – поинтересовался Том и соизволил пропустить друга внутрь. Частная практика доктора психологических наук Томаса Уильяма Хиддлстона принимает двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Пора прибивать к двери табличку. По сути, сетовать Тому было не на что, сам же впрягся в столь неблагодарную авантюру, вот теперь вместо благодарностей и признательности до гроба разгребает проблемы и недоразумения друзей.

– Попросила подарить ей на День рождения ребенка, - сразу и по сути ответил обиженный и отверженный.

Хиддлс даже потерял дар речи от изумления и возмущения. Он несколько раз порывался сказать другу, какой тот придурок ненормальный и кретин безмозглый, но нехватка дыхания помогла ему оставить оскорбления позади.

– И ты, который кричал на каждом углу о желании обзавестись полноценной семьей, просто свалил из дому и оставил ее одну? Одну с мыслями о том, что она сделала не так? Да у тебя мастер-классы надо брать «Как не стоить поступать, если надеешься на серьезные отношения».

Они сели на кухне, Тому, как благовоспитанному хозяину, пришлось предложить другу добрать то, чего он не добрал по дороге. На столе появилась бутылка французского вина, Том в который раз подумал, хорошо, что он не такой оболтус (он, безусловно, оболтус, но не в отношении любимой женщины), и разлил привет от прошедших выходных по бокалам.

– Дело не в том, что она предложила. В тот самый момент, когда она озвучила свой желанный подарок я был счастлив как никогда. Не сразу, первой реакцией было: этого не может быть. Но потом, когда она заговорила о глупых именах детей и прочих оговорках, я узнал ее манеру все раскладывать по полочкам и понял, что это реальность, в которой я самый счастливый человек в мире.

– И что помешало тебе остаться в этой самой сказочной реальности?

– Я неудачно пошутил о замужестве, - признался Бенедикт и понял, с какого момента все пошло наперекосяк. – Перенял, по всей видимости, не совсем удачно ее привычку остужать слишком большую радость ироничным комментарием.

– Напомни мне, кто говорил, что не будет обсуждать с ней брак, пока не будет уверен, что она не воспримет идею в штыки. А сам что? Помог ей еще больше возлюбить институт семьи. Похоже, те кольца порастут у меня мхом. Ты их не на хранение, а на погребение сдал.

Бенедикт попытался возразить и оправдаться, но понял, что сам нарвался на защитную реакцию. Чужая душа потемки, и никогда не знаешь, от какой мелочи может сработать защитный механизм, а уж от чего он защищает и подавно. Он молча уткнулся в пустой бокал и впервые всерьез рассмотрел ситуацию с точки зрения, предложенной Хиддлстоном. Картина вырисовывалась не лучшая. В суде все присяжные признали бы его виновным по всем статьям. Так же, только в отношении себя, думала и я, правда, коротая вечера в гордом одиночестве.

– И что произошло дальше?

– Она начала объяснять, куда можно отправить предложения об официальном скреплении отношений, - продолжил повествование он, и с воспоминаниями к нему вернулся гнев и возмущение. – Представь себе, она начала объяснять желание родить ребенка кучей антропологически-анатомической мути. Что-то о биологических параметрах говорила, здоровье и генетике. Это, по-твоему, нормально?

– Вполне, - холодно заметил Том. Раздражительность друга начинала действовать на нервы, а вино грозило развязать язык. – То, что она печется о том, чтобы все было правильно и планирует процесс, говорит лишь о том, что она думает о вашем будущем. Тебе не кажется, что это лучше сюрприза, которым удерживают трещащие по швам отношения? Ты вообще понимаешь, что предложила тебе эта женщина, а ты повел себя как последний идиот.

Хиддлс оставил недопитую бутылку на столе и предложил Бенедикту самому побороться со своими внутренними демонами, пока вино таки не взыграло, и он не прочистил ему мозги хорошим ударом.

– Я бы на твоем месте появился дома утром с цветами и молил о прощении, Камбербэтч. А на ее месте я бы устроил тебе ад длинною в несколько испытательных недель прежде, чем принять обратно. Но, зная ее, она себя скорее обвинит, чем затаит обиду на своего ненаглядного Бенедикта.

Том махнул рукой на молчаливого друга, который продолжал уничтожать запасы алкоголя, и ушел спать, предварительно кинув комплект постельного на диван. Не заслужил его гость постели.