Патриция поставила между ними ведерко с полурастаявшим льдом и вынула из него начатую бутылку шампанского. Ей пригодится, чтобы подсластить исповедь.

– Знаешь, Джей, мы когда-то были вместе с Джеком.

Мужчина оторвался от увлеченного заматывания льда в ткань и смерил Патти насмешливым взглядом, от которого в любой другой момент она бы с первой попытки пресекла свое решение доверить ему свою самую грязную тайну, которая грызла ее все эти годы. Но девушка лишь попыталась улыбнуться в ответ, признавая, что действительно неудачно глупо начала разговор, и, собравшись с мыслями, продолжила:

– После того интервью FUEL, о котором ты уже слышал, я думала, что больше никогда не встречу Джека Уайта. Несмотря на то, что он тогда напугал меня до полусмерти, а может и из-за этого, я все еще считала его небожителем. А простые смертные, вроде девочки из Калифорнии, с такими если и встречаются, то раз в жизни. В общем, – Патти смущенно кашлянула, заметив, как Джаред все больше раздражается, – она осталась где-то на задворках моего сознания совершенно нереальным воспоминанием. И в редакции после выпуска номера с материалом все как-то зловеще затихло. Как потом оказалось, ребята ожидали судебного иска. Раз Уайт сразу же после выхода журнала не позвонил высказать свое мнение об этом дерьме, то дело серьезное.

Бэйтман улыбнулась, вспоминая своих до полусмерти напуганных коллег. Что ни говори, а та часть жизни, которую она запретила себе вспоминать, была, кроме прочего, чертовски веселой и взбалмошной. Ей частенько не хватало безумных идей редактора, интервью с едва стоявшими на ногах музыкантами, которые, опираясь на журналистку и заглядывая ей в декольте, выдавали такие подробности, от которых краснели после опохмела сами, внезапных поездок на фестивали и общей атмосферы в редакции. У нее было столько историй об этих идиотах, что их можно было рассказывать ночи напролет, удобно устроившись на плече у Джея, потягивая вино и смеясь. Но сейчас ее улыбка была совершенно некстати.

– Но мы встретились не в суде, а на концертах и фестивалях. Просто невозможно было так часто пересекаться, и мне это тогда казалось, наверное, каким-то знаком свыше, я не могла даже и подумать о том, что у Уайта тем летом просто был плотный концертный график, а у меня после сдачи сессии появилось намного больше времени на командировки для журнала. Я не хочу оправдываться, но, наверное, так оно и выглядит со стороны, – Патти поднесла к губам бутылку шампанского и сделала несколько глотков, все равно ощущая в горле удушающую сухость, как в гребаной пустыне. – Джек стал моей первой настоящей влюбленностью… или даже любовью, – последнее слово далось ей чертовски тяжело. – Пожалуй, именно так. И все мимолетные свидания с однокурсниками, и флирт с коллегами показались такой глупостью. Чем-то блеклым и совершенно несущественным. Потому, когда обнаружилось, что нас влечет друг к другу одинаково сильно… я так думала тогда, сейчас это кажется полнейшим бредом, сколько раз я прокручивала все это в голове, что даже на некоторое время убедила себя, что он мною воспользовался, – Патти горько рассмеялась. – Но тогда я была настолько счастлива, что мне было наплевать на весь мир вокруг. Что уже говорить о его жене. Ты, наверное, сейчас считаешь меня бездушной эгоистичной сукой? Правда, Джей?

Она подняла на него взгляд впервые с начала разговора. Покрасневший, полный слез и презрения к себе. Джаред забрал из ее рук бутылку и заключил ее ладони в свои. Гнев исчез из его взгляда, как и чертова глупая ревность. Он старался сейчас быть для нее тем парнем, который ей был так нужен, внимательным, не осуждающим, хорошим, несмотря на то что в голове сейчас проносились сотни мыслей.

И Патти рассказала ему о ночах в отелях, встречах мельком за сценой, обрывочных разговорах по телефону в любое удобное для Джека время, о том, как она стала буквально одержимой им и отдала все свое время в распоряжение одному мужчине. Она вся погрузилась в воспоминания и вряд ли услышала бы сейчас даже взрывы фейерверков в духе Четвертого июля, не то что вибрирующий на диване телефон.

Зато Робин Уильямс, которой принадлежал этот телефон, слышала каждое слово, которое полосовало ее не хуже плети, не хуже самого Джека. Каждая маленькая ложь ее лучшей подруги была лишь ширмой для огромного обмана. Патриция обманывала ее все это время и с наслаждением наблюдала за тем, как этот мудила Уайт пудрил ей мозги, подбираясь к ней. Слезы беззвучно катились по ее щекам. Девушка хотела забрать свой мобильный и выбежать из квартиры, выбежать из этого ебаного адского вечера. Но она заставила себя слушать, слышать все до последнего слова. Чтобы больше не быть наивной глупенькой девочкой с ромашками в волосах из Санта-Моники.

– И хуже всего, что я трусливо не могла ничего рассказать Робби. Я видела, что он делает с ней, и молчала. Я видела, как она смотрит на него. Точно так же, как и я когда-то, с безусловным обожанием. И когда она сегодня побежала следом за ним… Джей, я… – всхлипывая, девушка уткнулась Джареду в плечо.

– Ты гребаная лживая сука, Патриция! – Робин сорвалась с места, бросившись за телефоном.

Она не хотела оставаться здесь ни минутой дольше. Просто находиться с Бэйтман в одном помещении было нестерпимо больно. Подруга, которая должна была выслушать ее, утешить, оказалась виноватой во всем, что с ней произошло. Это ее, Робин Уильямс, должны утешать, она должна рыдать у кого-то на плече, а не…

– Каково это было врать мне все это время?! Смотреть, как тупица Робин, наступает на те же грабли? Понравилось?! Тебе понравилось разрушать мою жизнь, Патти?

– Робин! – Патриция вскочила на ноги и бросилась за подругой. – Подожди, пожалуйста… Роббс?!

– Не смей меня так называть! Не смей ко мне приближаться! Ненавижу тебя! – последнее она выплюнула с такой злобой и горечью, что тяжело было не поверить.

Патриция остановилась посреди гостиной, словно громом пораженная. Она просто смотрела отсутствующим взглядом вслед удаляющейся Уильямс, пока к ней не подошел Джей.