И словно под силой ее взгляда та распахнулась, впуская в изумрудного цвета колете дворянина. Это ведь ее ночной спаситель, протрезвевший Дон Кихот! Девушка поразилась столь невероятной метаморфозе, произошедшей с Гарсиласо. Он уже успел сменить пестрое тряпье на платье более приличное и теперь походил не на бродягу-скомороха, а на достойного вельможу.

Гарсиласо подлетел к столу, открыл один из вместительных ящичков и вынул кусок серого полотна.

– Быстро наденьте, – приказал он, швырнув его к ногам девушки, и вновь было дернулся к двери. Но, сделав шаг, Гарсиласо вновь обернулся и окатил Мадлен недовольным взглядом. Ни слова не сказав, он с силой рванул ее воротничок. Тонкий муар лифа не выдержал.

– Это будет мешать, – пояснил он, указывая на жесткие прутья женского воротничка, ранее украшавшего ее платье. – Юбки тоже. Скорее! Может, удастся ее куда-нибудь деть.

– О! Это не так легко… – пролепетала девушка, съежившись и пряча полуобнаженную грудь за скрещенными руками.

Гарсиласо профырчал под нос какое-то ругательство и принялся со всей силой срывать с Мадлен ткани, пока та не осталась в одной сорочке. Не без ужаса она заметила, как загорелись глаза цыгана при виде ее голых ног и плеч. Он успел потянуться губами к шее, оскалиться, рассмеяться, точно над удачной шуткой, затем вновь посерьезнеть и прошипеть недовольно:

– Одевайтесь же. Чего уставились? Время, время! Гельветы не станут ждать, пока вы завершите туалет.

Серым куском полотна оказалась монашеская ряса, и девушка, дрожа, нырнула в нее.

Тем временем Гарсиласо содрал с одной из стен обивку, к удивлению Мадлен, обнажив изображение креста и, схватив ее за руку, резким движением заставил упасть на колени перед распятием.

– Спрячьте ваши волосы, барышня. И молитесь… Я надеюсь, вы католичка?

Опустив капюшон по самые глаза, она скрестила руки и с жаром принялась заклинать о спасении Бога, которого так рьяно упрекала, в которого не верила и презирала. В монастыре она была вынуждена скрывать ненависть к идолопоклонничеству. Здесь ей незачем было притворяться – молитва лилась бурным потоком из сердца.

Тут же в комнату ворвались четыре солдата и без всякого предупреждения принялись шуршать бумагами на столе и выдвигать ящички. Верно, ищут что-то определенно мелкое, какую-то вещь или бумагу, что часто случалось в это время… но никак не ее! Склонив голову, Мадлен попыталась выглянуть из-за ниспадавшего на лицо капюшона.

– Guten Morgen, Herren! Was suchen wir f"ur diesmal? (Доброе утро, господа! Что ищем на этот раз?) – воскликнул неожиданно Гарсиласо, приветствуя и осведомляясь, чем обязан визиту. Приветствие он сопроводил широким, театральным взмахом небольшой черной шляпы с узкими полями и высокой тульей, украшенной серыми перьями и серебряной брошью. Цыган исчез, оставив место дворянину с гордой осанкой и изящными манерами, единственно с внешностью не лишенной восточной нотки. При этом немецкий пресловутого цыгана звучал гораздо чище чем, если бы он родился где-нибудь на берегу Рейна, хотя кто его знает.

– Не трхудитефсь, каспадин Пешо, ми прэхрафсно кафарим по фрхансуски, – ответили ему.

– Ja, Ja, ich sehe, aber Deutsch ist f"ur mich auch Muttersprache. Ich bitte sie um Erlaubnis mit Ihen Deutsch sprechen. Ich will seine wunderbaren Tone genieen (Да, да, я вижу, но немецкий для меня такой же родной, как и ваш. Позвольте же мне говорить с вами, наслаждаясь его дивными звуками).

Солдаты не обратили внимания на внезапный приступ Гарсиласо наслаждаться дивными звуками немецкого, который, по его словам, являлся ему столь же родным, как и господам солдатам.

Гарсиласо не растерялся и приступил к вопросам.

– Also was suchen Sie? Ich glaube, sie halten das nicht geheim. (Так что же вы ищите? Думаю, вам не наказывали держать это в тайне), – спросил он.

– Nein. Du bekamst, das wir gef"uhrliche kriminalverbrechervin – Jungfrau Kerdeja suchen. (Нет. Тебе известно, что мы ищем особо опасную преступницу – девицу Кердей), – Мадлен побледнела, едва устояв на коленях, услышав свое имя.

– О-о! В ящиках? – не выдержал Гарсиласо и расхохотался.

– Нет. Но рас уш мы сашли, мошно посфолить сепе заклянуть и в яшики.

– A-a! – протянул Гарсиласо, подавляя хохот. – Ну не буду вам мешать, славные мои господа. Ищите, сколько вам будет угодно.

Мадлен сжалась от дурного предчувствия, и в следующую же секунду над ее затылком раздалось громогласное:

– А это кто? – девушка едва не потеряла сознание, почувствовав тяжесть стального клинка на плече.

– Это мой добрый приятель – брат Этьен. Видите, он занят – творит молитву, не прекращая со вчерашнего вечера. Всю ночь здесь просидел!

– Почему ше он не фстал поприфетстфофать нас? – голос наемника зазвучал угрожающе.

– М-мм, видите ли, в чем дело, – говорил Гарсиласо ничуть не смущаясь. – Он дал обет молчания, поскольку его отлучили из монастыря Бенедиктинцев… мм-м… этот тот, что в Дижоне. Знаете такой? Теперь он занят молениями, прося у Господа нашего прощение за свой страшный грех.

– Монах из Дишона? Што он телает ф Нанте. Што за крех? – недовольно и вместе с тем с всевозрастающим любопытством, буркнул гельвет.