Шрифт:
Только тогда Михаль понял, что необъяснимым образом оказался обманутым нантским шалопаем. Негодник, воспользовавшись полубезумным состоянием несчастного, лишил его денег, продал чужую лошадь и заманил в ловушку, из которой вряд ли теперь выбраться!..
Едва в голове Михаля успели пронестись эти мысли, ворвались слуги. Они окружили его и осторожно принялись подступать. Молодому человеку ничего иного не оставалось, как выскочить в распахнутое окно. Преодолев высоту в несколько футов, он бросился бежать. Ноги и сердце вновь привели его, обуянного отчаянием и тревогой, на набережную, где он успел заметить готовую к отплытию, груженную апельсинами, лодку.
За два су Михаль очутился на борту. Отдышавшись, он почти пришел в себя. Но его мысли по-прежнему были далеки от удивления, которое совершено естественно испытал бы любой другой на его месте. Молодой послушник даже не попытался припомнить подробности своей неудачи. Он был столь поглощен жаждой отыскать сестру, что за несколько часов потерял здравую способность рассуждать и действовать разумно, готовый верить всему, что хоть на дюйм приблизит его к цели, даже коварным шутникам и голодным оборванцам, шарящим повсюду в поисках доверчивых простачков, вроде него.
Некоторое время спустя, опомнившись, он огляделся и увидел, что лодка покинула пределы города. Заплатив еще несколько монет, он попросил причалить к берегу.
Но едва он ступил на илистую почву косы, как силы его покинули. В сознании промелькнула губительная мысль, что это – конец. Михаль доплелся до широкой ивы, пал ниц к ее корням у самого подножья высокого берега.
– Ох, Магдалена, Магдалена… где же ты? Ты сведешь меня с ума! – прошептал он и забылся полусном, полуобмороком.
Так проспав до середины ночи, он очнулся. Тишина была нарушена дикими воплями и лошадиным ржанием, доносившимся откуда-то сверху, с дороги. Михаль не сразу понял, что это не часть сна, не шум в голове после проклятого удара о столик. Среди невнятных голосов ясно отделялся от прочих женский крик – до боли знакомый голосок. Не медля ни секунды, он вскарабкался по высокому берегу и вслепую двинулся на зов. Ветер приносил отдельные слова. Спустя некоторое время Михаль обрел уверенность, что голос, который взывал о помощи, принадлежал Магдалене.
Немного привыкшие к темноте глаза различали вдали чьи-то очертания – не то дерущихся, не то удирающих. Спотыкаясь впотьмах о камни, падая и вновь поднимаясь, Михаль летел вперед, как вдруг нечто о четыре ноги выскочило, словно из-под земли, и с возгласом ужаса промчалось мимо него.
Не оставалось никаких сомнений – Магдалена восседала верхом на этом четырехпалом «нечто», но молодой человек едва успел понять это, как столь же неожиданно она исчезла в ночной мгле. Впервые пожалев, что остался без лошади, во власти надежды и внезапного счастья, свалившегося после стольких невзгод, поддался за ней.
Вместе с обретенной надеждой, Михаль обрел силы. Он шел, точно сомнамбула, и не было в ногах его усталости, как и не было мыслей в голове, кроме одной-единственной: «Еще несколько минут, и я увижу ее, еще несколько минут…»
Этот невыносимо тяжкий путь под холодным светом ночных звезд, а затем под жарким солнцем, эта бесконечная лента дороги, усеянная следами копыт и тонкими бороздками от колес, стала глубочайшей пропастью меж его прежним существованием и безумством, на которое оказалось способно его сердце – куда более крепкое, чем он думал. Он не искал слов в оправдание, он отдался власти перемен, что произошли с разумом, и более не помышлял проявлять сопротивление силам, захватившим сознание и дух тотчас, как Магдалена, Мадлен явилась в его жизнь. Не в час рождения! Он полюбил ту, что даровала эликсир самой жизни, ту, что была воплощением счастья и отрады, и заставила узреть истину. И раз уж она оказалась связанной с ним столь близким родством… что ж, так даже лучше, ибо нет более глубокого чувства, чем посеянного и взращенного на одной почве.
Порок обернулся высшим благом, чувства приняли иную окраску, все встало на свои места и перестало казаться грехом. Как же он раньше этого понять не мог, как же был слеп и глух? Как же мог миг таинства зарождения любви, миг пробуждения ото сна принять за грехопадение?
Простота и ясность взглядов Мадлен не могли проистекать от заблуждения. Она мыслила, как пророк. Господь послал ему на пути саму Святую ученицу Иисусову, дабы та смогла открыть глаза на свет истины, на свет любви и свет свободы. Он послал ее именно ему, Михалю, за долгие и долгие годы мытарств и страданий, за непрерывные часы моления. Слишком, должно быть, далеко зашли люди в своих заблуждениях, слишком запуталась Церковь. Многое, чему учил Господь, было неверно истолковано учителями веры. Сколько мучительных дней он потратил впустую за подсчетом людских заблуждений, кои действовали лишь по велению природы и ведомые рукой Судьбы, равно как и он сейчас. Как он мог позабыть, что Иисус велел жить в любви, искренней и неприкрытой вуалями лжи и жеманства, столь же не прикрытыми, как тела праотца и праматери человечества в пору, когда те вкушали усладу Эдема. Да и те были сотворены: одна из ребра другого. Нет более священного союза, нежели меж теми, кто возрос из одного семени. Господь был отцом и Адама и Евы, равно как и Люцек – его и Мадлен. Но ведь церковь позабыла, на чем зиждется, возросла к небесам, подобно Вавилонской башне, с вершины ее не разглядеть основания. И чем выше сия башня, тем сложней и запутанней ложь. О, и скольких же подобных ему, заблудившихся в перекрестиях проекций истины и лжи? Сколько храмов возведено, где обитают ныне веровавшие в религию, слишком похожую на христианство, но ложную, исковерканную, искривленную, неверно истолкованную. Сецехувское аббатство и монастырь в Пруйле, должно быть, и были таковыми местами, где дьявол пустил рассаду обмана. О да, такая вера – лишь проказа души…
Шагая, Михаль улыбался, вознося Господу хвалу за чудо-посланницу. И ощущал себя свободным от гнета предрассудков, но в то же время не мог до конца поверить, что в столь короткий срок перевернул свое мировоззрение с ног на голову. Снова солнце казалось ему большим и ярким. А когда солнце большое и яркое, значит, сердце прониклось правдой. Ложь рождает страх и гнет, истина – дарит крылья.
– Что за мысли?.. Я наверное сошел с ума, ударившись!.. Чего только не придумает человек, дабы скорее оправдать себя.