Хозяином таверны был фламандец – один из немногих, кто потворствовал власти испанцев, дабы избежать лишних затрат, да и приумножить прибыль. Политика таких дельцов не слишком мудрена – чья власть, того и религия, чья власть, тому и почет.

Внутри оказалось пусто – после осады прошло почти два года, но с тех пор единственными посетителями «Равнин Бергена» оставался гарнизон города.

В зале в четыре ряда стояли по четыре деревянных стола, накрытых серыми затертыми скатертями. Под потолком, слегка покачиваясь от небольшого сквозняка, висела чугунная люстра с десятью толстыми чадящими свечами, способными хорошо осветить помещение в час сумерек. Пара слуг и старый бродячий менестрель составляли все здешнее общество. Музыкант наигрывал на виоле старую фламандскую балладу, втакт игре бубня припев.

– Господин граф! – хозяин встретил вошедших приветственным возгласом и почтительным поклоном, но не преминул покоситься на перепачканную в пыли и крови Мадлен. – Добро пожаловать!

– Не сочтите за труд, любезный Мас, – сказал капитан Ромеро, – распорядитесь подготовить комнату этому мальчугану, ужин и горячую воду. Мои люди приняли его за бандита.

Хозяин приподнял брови от удивления, но немедля подозвал слугу.

– А мне, изволь, того чудесного напитка, что варят ваши камбрийские монахи, – добавил капитан.

– Пиво, мессир?

– Поторопись – я спешу.

Господин Мас удалился, чтобы самолично исполнить просьбу дорогого гостя, а обеспокоенная Мадлен не удержалась от вопроса:

– Вы уезжаете?

– Да, юный друг мой де Мер. Рад, что вовремя остановил этих бездельников. Надеюсь, вы в скором времени встретитесь со своим попутчиком и продолжите прерванный путь. А теперь идите, выспитесь, – Ромеро вновь похлопал девушку по плечу и улыбнулся. Затем махом осушил кружку, которую только что ему подали на большом медном подносе и, развернувшись на каблуках, зашагал к двери.

Внезапно девушку охватило столь сильное чувство. Мадлен не знала, что ею двигало в эту минуту, она не отдавала в этом никакого отчета. То был молниеподобный порыв, точно волны разбушевавшегося океана, точно ураганный вихрь, готовый захватить все и вся на своем пути.

Против всяческих правил приличия и осмотрительности она бросилась ему вдогонку:

– Мессир, погодите…

– Что еще?

Вся бледная, изможденная, с выражением глубокого несчастья и отчаяния на лице, с трогательной мольбой она протягивала к нему руки, словно желая крикнуть: «Не оставляйте меня здесь! Заберите с собой! Мне так страшно!».

Но она тяжело вздохнула и выдавила:

– Ваши солдаты отняли у меня лошадь.

– Хорошо. Я тотчас велю ее вам вернуть.

Ромеро спешил. Он почти на лету вскочил на своего скакуна и, стегнув его, умчался прочь с постоялого двора. А девушка еще долго вглядывалась в темноту, не понимая, почему так щемит и ноет сердце, почему вдруг так стало горько, так пусто, так холодно, почему вернулись и боль в усталом и изможденном теле, тревога и страх.

С тягостным ощущением стыда Мадлен вернула себя на землю.

Мальчик-слуга уже ждал ее, чтобы проводить в приготовленную комнату.

– Идемте, – прошептала она.

Поднимаясь по лестнице, что вела на бельэтаж, отгороженный от залы невысокой деревянной балюстрадой, Мадлен спросила мальчика, чинно шествовавшего позади нее:

– Кто этот офицер?

– Мессир граф Хосуэ де Ромеро-и-Гелре – капитан на службе у короля Испании. Нынче командир гарнизона Монса. Хоть я и фламандец, но все бы отдал, чтобы мессир Ромеро взял меня в пажи! Только дядька не пускает. Да и происхождения высокого у меня нет. Говорят, в его жилах течет кровь римских императоров.

Титулы и звания, перечисленные юным созданием, явно питающим огромное восхищение командиром гарнизона и лелеющим надежду, что тоже когда-нибудь станет военным, ничего не сказали Мадлен, но она не удержалась от очередного тягостного вздоха.

– Король Испании может гордиться своими солдатами, – мрачно проговорила она.

Оставшись с собой наедине в небольшой, и совершенно неуютно обставленной комнате, девушка обессилено опустилась на кровать, застланную темно-зеленым штофом. Вокруг царил этот навевающий уныние и скуку цвет, отчего комната выглядела крайне мрачно, как болото, и не делала чести вкусам здешних хозяев. Зеленой была и обивка стен и занавески на обоих маленьких плохо вымытых окошках, которые по неясной причине оказались к тому же закрытыми наглухо. В углу стояла глиняная ваза для умывания, покрытая зеленой глазурью, на стене у вазы висело оловянное зеркало в резной медной оправе – и ее хозяева не пожалели, выкрасив в этот безобразный цвет. Все здесь было ветхим от старости и неопрятным. Одним словом, болото.

Мадлен устало подняла голову и поглядела на свое отражение в зеркале. Довольно жалкий вид она представляла: запутавшиеся и серые от пыли волосы, побитое лицо с потухшим взором, изодранная одежда. Внезапно почувствовав к самой себе отвращение, она принялась с ожесточением приводить в порядок спутанные пряди. Но это показалось ей недостаточным – она сорвала с себя плащ, колет и ослабила шнуровку на сорочке. Высвободила и расплела косу, запустила пальцы в ноющие корни волос и с наслаждением прикрыла веки.