– А девчонка… Все духи ада с ней! Скоро вы ее не увидите.

– Кто она? – упрямо повторила Джаелл.

Гарсиласо вновь замолк на короткое время, словно взвешивая, стоит ли рассказывать старой колдунье о приключении в Нанте.

– Помнишь ли ты поляка колдуна Кердея?

– О, разумеется! Я знала его лично, ибо королева часто заказывала у него снадобья…

– И яды, – добавил Гарсиласо, зло усмехнувшись.

– Ну, так что? Какое отношение имеет Кердей к этой девице?

– Воистину, сегодня ночь фамильных тайн! Ибо отношение имеет самое, что ни на есть прямое.

– Хм, неужто дочь?

– Именно. Ты как всегда догадлива. Более того – пансионерка мадам Монвилье, на которую возымела виды Анна д'Эсте. Поначалу желая заполучить ее в качестве фрейлины, но затем, должно быть, решила разжиться большей выгодой. Мне же приказано было вытащить из самой глубокой польской ямы братца красавицы, вручить ему послание герцогини, обращенное…

И Гарсиласо поведал во всех тонкостях то, о чем Мадлен давно догадалась сама. Отчасти сделав выводы из приказов своих господ, отчасти подслушав ее разговор с Михалем, смекнул и он, кто, что, против кого замышлял. Ибо Гарсиласо был тем самым посланником герцогини Немурской с испанским именем Фигероа. Сие откровение сразило Мадлен едва не намертво.

– Что за пансион? – спросила Джаелл в некотором удивлении. – Впервые о нем слышу! И кто такая мадам Монвилье?

– Ба! Ты не знаешь? Королева не рассказала своей поверенной, откуда ей поставляют ее замечательных сирен? – рассмеялся Гарсиласо. – Я открыл сию тайну, бегая по Польше, по Франции, исполняя нелепые поручения герцогини. Ранее, должно быть, моя госпожа, так же сделала для себя это удивительное открытие. И задумала сыграть в игру с королевой. Но все пошло не так, как, видимо, она задумала…

Чем глубже уходило повествование Гарсиласо, тем сбивчивей оно было. Голос дрожал, слова путались. Он перескакивал через события, затем вновь возвращался, чтобы досказать. Все чаще он восклицал, вскрикивал. Страсть захватила его полностью, вырвавшись сонмом искр, точно из жерла долго спавшего вулкана.

– Но дочь этого колдуна – воистину яблоко от яблони недалече падает! – оказалась не так проста, как девицы ее возраста. Она разгадала тайные намерения матери настоятельницы. Госпожа меня предостерегла, наказала в случае, если барышня не смолчит, внушить братцу, что она тронута умом после малярии. И точно, как только простодушный братец вывел ее из монастыря, красотка немедля рассказала все. Тот – благодушный агнец, святейшая душа – послушник-бенедиктинец, ни слову не поверил, но не это его спасло и не это погубило!

Он воспылал страстью к сестре. Попал в ловко расставленные сети точно так же, как и я! О Джаелл, видела бы ты, как терзался этот несчастный, как изо всех сил пытался противостоять ее чарам. Куда ж ему против воспитанницы Лангедокской курвы! – рассвирепевший Гарсиласо вскочил и зашагал туда-сюда, яро хватая себя за волосы, точно это его низвергли в бездну, а не Михаля. – Я только сейчас понял, как страдал тот малый. Раньше я потешался над ним… Бедняга носился тогда по пристани с обезумевшим видом, искал ее, точно мамку… И нашел. Нашел именно тогда, когда удача впервые отвернулась от меня. Должен был я внемлить голосу судьбы, узреть ее знак, но ведь нет! Едва мы отъехали от ворот Нанта, как на нас напала шайка Грегуара. Но они меня признали не сразу, и Мадлен испарилась. Вернее, я помог ей вырваться и умчаться вперед. Но наконец отбившись от этого тупоумного… О, в пылу погони я проскочил мимо нее, а когда понял это, ибо дорога вверх по Луаре вела одна, и с нее свернуть Мадлен было некуда, – меня ожидал сюрприз. Эти безумцы – чета Кердей, взявшись за руки, шли мне навстречу и глядели друг на друга, точно Орфей и Эвредика. Мне же, как Аристею, пришлось отойти в тень, дабы не оказаться замеченным. Я следовал за ними в Анжер и Самюр, безвольно влекомый, не понимая какая же их конечная цель, куда эта безумная девица ведет свою жертву. Оказалось, что жертва сама себя вела. Прямо в сердце ада. Ибо, что произошло потом не смог предугадать даже я. Они устремились прямиком в Париж. Оставив сестрицу молиться в церкви Сан-Северен, сам Кердей отправился в особняк Гизов. Я нашел Мадлен разгуливающей в поисках неугомонного брата совсем в другой части Парижа и, увы, прежде чем мы его отыскали, произошло несчастье. Кердея схватили и повели к костру, ибо отец его года три назад должен был сгореть на площади Сен-Жан-ан-Грев. Я было предположил, что парижане совсем обезумели в неуемной жажде расправиться с негодяем, тревожившим прах их родственников, ведь старший Кердей так и не бросил дурацкую затею потрошить чрево кладбища Невинно Убиенных, пока ему не надоело каждый раз вызывать дьявола, дабы тот пособил и отвратил от него судилище и казнь. Знаю, что он живым и невредимым покинул Париж и отправился туда, откуда я родом. Сел на голландский корабль, что шел к земле обетованной. А несчастного сына его сожгли за срок меньший, чем понадобился бы для обеда. Но все было не так просто, как показалось на первый взгляд. В тот день, когда казнь закончилась, а проливной дождь затушил костер (недосожженное тело несчастного инока безжизненно висело на цепях), я отправился к герцогине. И выяснились некие подробности беседы этого блаженного бенедиктинца и госпожи. Инок обрушил на нее грады обвинений, требовал суда… А та посчитала разумным напомнить, чьим сыном является пришедший читать филиппики, и сделала это столь ловко, что мгновенно был поднят на уши весь дом. Злобного колдуна выволокли сначала на задний двор, где до полусмерти избили: челядью обуяла жажда мщения, и господа ничего не смогли с этим поделать, преспокойно наблюдая с балкона за сим побоищем, точно патриции с седалищ Колизея. Затем отряд швейцарских солдат, присланный Гизом, выволок его на улицу. К тому времени весть, что поймали самого Кердея, облетела Париж трижды, и несколько сотен, а то и добрая тысяча заполонила переулок Вольных Граждан. Парижан было не унять. Всех точно покусали бешеные псы. Бьюсь об заклад, что многим было неизвестно, что это вовсе не тот человек, смерти коего они столь неистово жаждут, более того, будущий монах.

Его поглотил огонь столь стремительно, я даже не успел сообразить, что ведь, когда Кердея судили, приговор был вынесен всей семье. Дело темное, запутанное. Точно без происков дьявола не обошлось. Но, увы, несчастного Кердея не стали бы убивать столь поспешно, если бы моя дорогая госпожа не захотела, чтобы он замолчал навеки и как можно скорее. Кроме того, и Мадлен была на волоске от той же участи. Герцогиня не знала, что та в Париже, вернее, я предполагаю, Михаль не стал говорить, что прибыл в столицу с сестрой. Сгорели бы оба! Я собирался ее привезти герцогине, опоил ее опием… едва не отравил… Отчего-то Господь хранит девчонку. Она пробыла целые сутки в Пор-Рояльской обители, а герцогиня узнала об этом только наутро следующего дня. Но я опередил ее. Ловко спутал следы, и направился во Фландрию, в то время как ее люди во весь опор неслись в Сен-Мало, дабы успеть до отплытия какого-нибудь суденышка, должного увести барышню Кердей к той же чертовой земле обетованной. Они ее там не нашли. И теперь за ней гоняются все цепные псы инквизиции, ибо мадам Анна не успокоится, пока на свободе разгуливает та, кто ведает всеми грязными ее тайнами. Более того, история эта столь громогласно пронеслась над столицей, что вряд ли прошмыгнула мимо зоркой итальянки. Жажда королевы изловить Мадлен должна быть куда больше жажды герцогини сделать то же самое, ибо погрязла ее величество со своим лангедокским монастырем по самые уши. Не просто монастырем, а оплотом доминиканского ордена, понимаешь, Джаелл? Ох, что-то мне подсказывает, в Пруйле скоро произойдет несчастье. Пожар, наводнение, извержение вулкана, или еще что. Но пансион исчезнет со всеми монашками и пансионерками…

По щекам потрясенной Мадлен текли слезы. При воспоминании о бедном Михале, она едва держала себя в руках, дабы не разрыдаться в голос, до крови искусав кулаки и губы. Самые разнообразные мысли и желания вспыхивали, сменяя друг друга. Отомстить, убить, умереть, закричать… Она позабыла обо всем, о Гарсиласо, который заслуживал жалости, о Филиппе, что нуждался в помощи, о себе. Она уже была готова броситься в обратный путь, чтобы, подобно Михалю в гневе предстать перед тем, кто ее искал, и кто был повинен в стольких несчастьях, свалившихся на ее семью.

– Я так и не поняла, с какими поручениями ты был послан в Нант, – спросила цыганка, и в тоне ее скользнуло недоверие.

– Глупая ты! Совсем не слушала? Встретить я должен был ее – Мадлен Кердей.

– И?

Гарсиласо замолчал, верно, призадумавшись.

– Да, – протянул он, – в суматохе ведь я и позабыл, что поручения должен был передать некто, кто назовет пароль… Пять ран Христовых. Да, я вспомнил – пять ран Христовых. Но никто ко мне не подошел с этими словами. Вернее, я просто не явился на пристань в назначенный час, не исполнил приказ и увез ее. Сам увез.