Шрифт:
— Я так много грешил, что покаяние не спасет меня от ада. Но если верно служить Тьме, ее Владыка отблагодарит своего слугу, и в аду он будет благоденствовать так же, как ваши праведники в раю!
Так что, тебе, Бутурлин, меня не переубедить. Встав на путь Зла, я пройду его до конца!
— Святые угодники, что он несет! — вскричал в ярости Воевода. — Сей тать — дьяволопоклонник!
— Сдается мне, этот человек, и впрямь, безумен, — холодно проронил тевтонец, — не думаю, что он расскажет вам правду об убийстве Корибута.
— Поглядим… — проворчал Кшиштоф, передернув левым веком. — А сейчас уберите слугу дьявола с глаз моих! После его откровений мне тошно пребывать с ним рядом!..
Он подал солдатам знак увести пленника, и те снова оттащили Волкича в угол трапезной.
— Где мое вино? — рявкнул Воевода на Харальда, стоящего поодаль. — Неси его сюда, а то у меня от разговоров в горле пересохло! Хочешь еще выпить, Командор?
— Благодарю, — тевтонец отодвинул от себя пустой кубок, — жизнь в Ордене приучила меня к умеренности. Я плохо переношу излишества в еде и питье…
— По-правде говоря, я никогда не мог понять, как крепкие мужи вроде тебя, Командор, выдерживают монастырское житье, — недоуменно пожал плечами Кшиштоф. — Допустим, умеренность в еде и питье идет вам на пользу, но как можно обойтись без женщин?
Я вот, почитай, старик, а как вижу смазливую бабенку, до сих пор сердце в груди трепещет! Как же ты, молодой парень, не урод и не калека, обходишься без того, что дано человеку самим Господом Богом?
Тень неудовольствия пробежала по красивому лицу фон Велля. Похоже, тевтонцу были не по вкусу подобные расспросы, но привитая в Ордене вежливость не позволяла ему прервать неприятный разговор.
— Все просто, господин Воевода, — ответил он равнодушным тоном, — когда жизнь подчинена уставу, молитвы сменяются постами, а посты — воинскими упражнениями, в душе не остается места для греха.
Грех к нам подкрадывается лишь тогда, когда мы пребываем в праздности и не знаем, чем себя занять. Жизнь в Ордене отличается от жизни, к коей привыкли светские господа. При орденском распорядке любовная дурь просто не лезет Братьям в головы…
— Не скажи, — покачал головой Кшиштоф. — Неподалеку от Кременца стоит мужской монастырь. Там тоже есть и устав, и распорядок. Однако года не проходит, чтобы оттуда кого-нибудь не выгоняли за ту или иную мерзость.
Плоть своего требует, а ублажать ее, как того хочет природа, устав не велит. Вот и творят монахи с послушниками дела, не угодные Господу: кто в грех Ира впадает, кто — в грех Онана…
Может, это потому, что их там не обучают воинскому делу?
— Быть может, — надменно усмехнулся тевтонец, — но, скорее, им не хватает иного — силы Веры. В монастыри ведь кто идет, по большей части? Неудачники да лодыри. Лень какому-нибудь мужлану пахать землю или же ума недостает, чтобы ремесло освоить, — он и бежит в монастырь, надеясь, что там его ждет сытая, праздная жизнь.
А в Ордене все по-другому. Туда за здорово живешь не принимают. Чтобы получит белый плащ с крестом, нужно пройти не одно испытание. И на силу Веры, и на крепость духа. Потому-то среди орденских Братьев и нет случайных людей, что каждый из них знает, зачем он пришел в Орден и что Орден потребует от него!
— Вот оно как! — тряхнул вихрастой головой Кшиштоф. — Тебя послушать, Командор, ваши Орденские Братья все до единого — рыцари без страха и упрека!
— Так оно и есть, Воевода, — заявил крестоносец, — и я готов биться с каждым, кто подвергнет сомнению честь и благородство воинов Братства!
Последние слова Командора явно относились к Бутурлину. Боярин вызвал у него неприязнь, напомнив о военных приготовлениях шведов и ливонцев, и Владыке Самбора подумалось, что, не будь здесь его с отрядом солдат, между тевтонцем и московитом уже бы вспыхнула драка.
Подобный оборот событий его никак не устраивал, поскольку в обязанности Воеводы входило не допускать на вверенных ему землях ссор между посланниками сопредельных держав. Кшиштоф решил прервать затянувшуюся беседу, прежде чем она перерастет в поединок.
— Да будет так! — согласился он с Командором. — Я привык верить слову благородных рыцарей. Но время ныне позднее, все мы изрядно утомлены. Если ты, господин Командор, и твои люди сыты, я не смею вас больше задерживать! Надеюсь, хозяин уже убрал для вас опочивальню. Да и тебе, москвич, тоже стоит отоспаться. На рассвете мы выступаем в путь!
Учтиво поклонившись Воеводе, тевтонец покинул трапезную. За ним последовали его люди, во всем покорные воле своего господина.
— А тебе что, боярин, особое приглашение нужно? — обратился Кшиштоф к Бутурлину, не спешившему уходить.