На следующий день, с самого утра, Легендарный, как и обещал, забрал меня в какое-то странное подвальное помещение, похожее на склеп, прозекторскую и Кунсткамеру одновременно, причём с нами отправилась и Дина, которая пыталась меня подбодрить тем, что «после операции так хорошо становится — как никогда раньше! Надо просто потерпеть сам процесс». Мне это оптимизма не внушило, и я оказалась права — процедура была довольно болезненной, и когда Коса Смерти рассекла мне кожу в районе сердца, я почувствовала острую боль, словно под кожу загоняли иглы, или, скорее, там начинали прорастать кусты роз.

А потом мир погрузился во тьму, и я почувствовала острое удушье и безумную жажду жизни. Ни с чем несравнимую, такую, какой даже у меня никогда не было. И в голове звенел странный, будто потусторонний голос: «Живи. Обещай, что будешь жить за нас двоих». Но я не ответила — я просто словно послала тому существу всё своё желание жить, и оно ответило: «Тогда я помогу. И мы выживем». Жажда жизни стала вдруг безграничной, но она забирала в себя страхи, радость, все эмоции, наполняя меня чем-то чёрным… осознанием того, что я должна выжить любой ценой. А затем была вспышка, и темнота развеялась; вокруг были белые стены, люди в марлевых повязках и старых врачебных халатах, и всё, что я почувствовала — желание жить, безразличие и пренебрежение к этим существам, а также острое чувство удовлетворения — именно так, не радости, а удовлетворения. Словно знала, что так должно быть. Так и никак иначе.

А потом вдруг всё исчезло, и я почувствовала странный дискомфорт — появились воспоминания о том, как я выныриваю из темноты, ощущая удушье, вижу врачей и радуюсь тому, что жива. Но… это было неправильно. А в голове звучал голос Легендарного, который говорил: «Это фальшь, и ты это знаешь. Скоро твои воспоминания вернутся — во время второй операции».

Когда процедура закончилась, я потеряла сознание, а когда пришла в себя, почувствовала безмерную эйфорию. И она казалась мне знакомой — этот триумф, это ощущение того, что я жива, хотя должна быть мертва, и это чувство полёта… Вот только эти ощущения были чем-то знакомы, а чем-то и совершенно новы, и я окончательно запуталась. Меня отвязали от стола и, пока Гробовщик держал моё обмякшее, обессилившее тело, Динка накрыла металлический стол тёплым покрывалом, положила подушку и, когда меня водрузили обратно на эту конструкцию, накрыла моё царское величество пуховым одеялом. Я заснула и проспала, кажется, целую вечность, а когда проснулась, была полна энергии, бодра и весла, но чувство неправильности чего-то очень важного меня не покидало. Я помнила своё рождение, а это был нонсенс, но понимала, что воспоминания фальшивы, и хоть память говорила: «Это было», — да и чувства это подтверждали, интуиция кричала благим матом, призывая не верить фальшивке.

Я поднялась с прозекторского ложа и направилась исследовать катакомбы, которые вывели меня на первый этаж старинного особняка. Там обнаружились Динка с Гробовщиком, бухавшие чай на кухне, точнее, чаи гонял жнец, а моя подруга лепила пироги, но это уже были детали. Меня пригласили к столу, и Легендарный долго и упорно пытал меня расспросами об ощущениях и чувствах, из чего я сделала вывод, что он ещё и эксперимент на мне ставил, чтоб побольше данных о таких вот заменах Плёнки собрать.

На мой вопрос, помогли ему мои воспоминая или нет, жнец ответил уклончиво, заявив, что надо разбираться более детально, но Плёнку он изучил, заодно сделав её дубликат, и завтра вернёт оригинал на Родину. Я же поинтересовалась, почему он с самого начала не извлёк Плёнку, если уж те три причины для операции, что он мне вчера привёл, были правдой. Но на это был дан интересный ответ: «Я не был уверен в результатах операции, а ошибка в твоём случае могла привести к непоправимым последствиям — кармический баланс нарушился бы окончательно, окажись твоя душа привязана к мёртвому телу».

Динка озадаченно спросила, не ради ли изъятия моей Плёнки он ставил на ней эксперимент, и, что любопытно, жнецу этот вопрос крайне не понравился — он ответил, что делал это ради своего главного эксперимента, а затем засыпал Динку колкостями и подначками. Но она, что интересно, не велась и, противореча собственному диагнозу, только вздыхала, понимающе и почему-то благодарно глядя на жнеца.

Короче, мне их заморочек не понять, да и вообще, чужая душа — потёмки, а мне и на свету хорошо… Так что я не стала интересоваться причинами такого поведения и лишь уточнила, стал бы жнец искать подопытного, чтоб потом меня прооперировать, или нет, если бы Динка отказалась от эксперимента. И что самое обидное, мне ответили, что нет, на других смертных он бы пока такой опыт проводить не стал. Я подумала, что он Динку в грош не ставит, раз подверг такой опасности, а она почему-то разулыбалась и поблагодарила жнеца. Он тихо рассмеялся, а на мой вопрос, за что она его благодарит, Динка ответила: «За доверие». Вот и пойми их, право слово… Она что, жить не хочет? Наверное, нет. Но если мне такое положение вещей кажется странным, для готессы это — норма жизни, так что, как говорил жнец, на ситуацию можно с разных точек зрения смотреть, и она всегда будет казаться другой…

Дни потекли размеренно и неторопливо. Легендарный вернул мою Плёнку на Родину, и после этого я обрела воспоминания о своём рождении. Он же продолжил исследовать дубликат, припахав Грелля и Нокса к поиску того, кому я обещала выжить, а демоны искали его по своим каналам. Я же не надеялась найти этого таинственного спасителя, однако решила отыскать медиков, работавших в роддоме, где я появилась на свет, чтобы выяснить, не заметили ли они чего-то странного. А потому первым делом позвонила старому знакомому отца с просьбой о помощи, благодаря чему получила через некоторое время список нужных мне имён. А ещё я попыталась поднять архивы и выяснила, что этот день был «богат на смерти», и умерли сразу две роженицы, да ещё и две беременных женщины, попавшие в аварию. Из детей спаслись только я и недоношенный младенец, потерявший мать из-за дорожно-транспортного происшествия. Но это всё никак не объясняло, почему же бессмертие обрела только я.

Что интересно, я прекрасно понимала каждую деталь произошедшего при моём рождении, но интерпретировать их не могла, в отличие от паранормальных гавриков — Себастьян пояснил мне довольно доходчиво, что же тогда произошло, но даже он не понимал, как это вообще могло случиться. Оказывается, при родах меня должна была задушить пуповина, но я очень хотела жить. Безумно. Вот только нерождённый ребёнок не может призвать демона, даже если его чувств и решимости на это хватит. «Сигнал» в виде энергетического потока от меня шёл, но демоны не могли ответить — нерождённым они не помогают. Однако кто-то всё же ответил, хотя ни один из демонов не может говорить с плодом во чреве — он ещё не рождён, а значит, считается, что его не существует. А ведь он есть, и даже если не живет, то существует точно. Вот только состояние ребёнка в утробе ближе к смерти, чем к жизни, и потому демонам с ним не связаться — они-то живы. А вот то существо до меня-таки добралось, и из этого наши мифические существа сделали вывод, что это был демон на грани смерти или же только что умерший, но ещё не совсем потерявший связь с миром живых — энергетические контуры.

Спросите, почему они решили, что это именно демон был? Да потому что, когда Михаэлис с Клодом просмотрели мою Плёнку, они сказали, что эмоции, которыми меня наполнили после моего согласия «жить за двоих», были исконно присущи демонам, и только они испытывают при рождении именно удовлетворение, а не радость, а при виде людей — пренебрежение. Другим расам это несвойственно. Я спросила, неужели со мной заключили контракт, но демоны дружно ответили, что это не так, поскольку нет ни печатей договора, ни следов чужого покровительства, ни даже присущих всем контрактам энергетических связей с демоном-покровителем.