Последние слова вырвались у неё как будто сами собой — она ведь не собиралась спрашивать его согласия, совершенно не собиралась. Так какого демона это произошло?!

Однако девушка уже успела перевести вопрос, а вслед за ним и ответ Кайрихи:

— Да, госпожа, поеду, потому что родители хотят, чтобы я сделал так.

Принцесса посмотрела куда-то в сторону.

— Вот и прекрасно, — произнесла она после паузы, хотя в глубине душе не была уверена, что это так.

Потом её взгляд упал на забинтованное предплечье юноши, и Таик почувствовала потребность не то чтобы извиниться, но как-то объяснить свой поступок.

— Не думай, что я всегда буду груба с тобой, — сказала она. — Сегодня я хотела проверить, как ты поведёшь себя в непредвиденной ситуации, только и всего. Я могу быть и другой.

Она протянула руку и провела пальцем по его щеке, стараясь придать своему жесту хотя бы лёгкий оттенок нежности. Получилось не очень хорошо, потому что она не привыкла быть ласковой, но, видит Богиня, она готова была постараться.

Кайрихи смотрел на неё, не опуская взгляда, и казался спокойным, чуть печальным и невыносимо далёким.

Таик приказала собираться в путь, непременно желая отплыть этим же вечером, какая бы погода ни случилась, пусть даже страшный шторм.

— Вы, жрицы, кажется, должны уметь управляться со стихиями. С волнами и ветром, разве не так? Вот и утихомиришь бурю, — насмешливо бросила она в сторону Даран.

Та промолчала.

Принцесса великодушно позволила Кайрихи захватить с собой кое-что из вещей — то, что было ему дорого — однако он не взял ничего, кроме нескольких веточек роз.

— Розы есть и в нашей стране, — промолвила принцесса, увидев, как он срезает цветы. — Ничем не хуже этих, и даже лучше. Многочисленные оттенки, более тонкий аромат. К чему везти их отсюда?

Однако самому Кайрихи ничего не сказала.

Несколько часов спустя они покинули крестьянский дом.

Выходя из крохотного садика, засаженного цветами, принцесса, к своему изумлению, обнаружила, что Кайрихи провожают — десятки, а, может, и сотни соседских жителей, непонятно каким образом прознавших о том, что происходит.

Все они молчали, и только смотрели своими непривычно светлыми глазами, выделявшимися на загорелых лицах — смотрели с тоской, злобой, отчаянием.

И в этот момент принцесса словно вновь пережила самый страшный момент в своей жизни — сцену почти двадцатилетней давности, когда её, девятилетнюю избалованную девочку, наследницу престола, увозили из столицы неизвестно куда. До этого были роскошь приёмов, которые устраивали во дворце утром и вечером, восхищение перед матерью, являвшей собой образец ума, благородства и красоты, нежная любовь отца, уверенность в своей судьбе и в славном будущем — а потом, в одну ночь, всё закончилось.

Отец умер, мать перестала выходить на люди, дворец погрузился в темноту. Девятилетней девочке никто ничего не говорил, но она, при всей наивности, свойственной чрезмерно избалованному ребёнку, уже умела слушать там, где надо, и услышала — то, что нашёптывали в мигом опустевших тёмных коридорах тени.

Императрица сошла с ума!

И подстроено всё это было Эсер Саньей, которая мечтает лишь об одном: восемьсот лет спустя вернуть корону Императрицы женщине с кровью Санья — себе или своей дочери.

Скоро, скоро Санья нанесут удар… Если жрицы встанут на их сторону, то для императорской фамилии всё будет кончено. А если учесть, что нынешняя Верховная Жрица — сама по происхождению Санья…

Девятилетняя девочка впервые услышала о том, что её могут убить, и тот факт, что она вообще смертна, стал для неё первым потрясением в длинной череде ударов судьбы. Как так, она, наследница престола, будущая Светлейшая Госпожа, та, которой по праву принадлежит престол — и может умереть? Может быть убита собственными подданными? Предана Верховной Жрицей, которая, как её учили, является духовной и божественной сестрой Императрицы?

А потом девочку усадили в карету, не позволив взять с собой ни роскошных нарядов, ни кукол, и повезли через всю страну по разбитым дорогам, через беднейшие провинции страны, мимо нищих деревень.

И принцесса, которая никогда не покидала дворца и была абсолютно уверена в том, что мир состоит из домов с золотыми крышами и мозаичными окнами, впервые увидела лачуги, наспех сколоченные из досок, помои, которыми улицы были затоплены, точно водой во время весеннего разлива рек, и детей со вспученными от голода животами.

Она увидела страшные, немытые, бледные, как у призраков, лица людей, которые смотрели на неё с тупой злобой и, казалось, только и мечтали наброситься и разорвать на части — и навсегда возненавидела простолюдинов, так же, как ненавидела к этому времени жриц и семью Санья.

Это был самый страшный период в её жизни.

Но потом всё стало медленно приходить в норму.

Слухи о готовящемся перевороте и убийстве наследницы престола поутихли, жрицы ни на чью сторону не перешли. Императрица начала изредка появляться на людях и, хоть состояние её и оставляло желать лучшего, но всё же объявлять её окончательно помешанной было рано. Эсер Санья осела в провинции Канси и, казалось, была занята одним — приумножением своего потомства и своего золота.