Шрифт:
– - Я непремнно хотла вамъ сказать, что никогда не могла себ представить ничего такого. Вы какой-то волшебникъ, ваша игра, ваше пніе, именно, чудо. Не отвчайте... это, вдь, не комплиментъ и не похвала; хвалить васъ и длать вамъ комплименты я не имю никакого права, и понимаю это. Только я думаю, вы должны знать, какое впечатлніе производите, отъ васъ не надо, не должно скрывать этого. И потому я вамъ говорю, что я совсмъ какъ-то подавлена и ничего не понимаю. Я знаю только вотъ что: до тхъ поръ, какъ вы подошли къ роялю, я была какъ всегда, а съ той минуты, какъ вы отошли отъ него, я стала другая. Не знаю, долго ли останется это такъ; но вы меня и восхитили, и ужаснули, мн хочется и смяться, и плакать, и чего то ужасно-ужасно жалко! вотъ!..
– - Вы меня смущаете, княжна,-- сказалъ Аникевъ, любуясь ея оживленнымъ лицомъ и сверкавшими, даже какъ-то жутко сверкавшими глазами: -- я вовсе не хотлъ производить такого сильнаго впечатлнія, такъ потрясать чьи-либо нервы. Я плъ совсмъ не то и не такъ, какъ бы слдовало, и теперь, посл вашихъ словъ, особенно жалю объ этомъ.
– - Нтъ, нтъ, не жалйте!-- быстро и горячо воскликнула княжна.-- Вдь, такого, можетъ быть, никогда въ жизни больше и не услышишь...
Она остановилась. Она увидла свою мать, величественно подходившую къ нимъ съ такимъ лицомъ, которое не предвщало ей ничего добраго.
– - Maman... monsieur Аникевъ...-- прошептала бдная Ninette, опуская свои внезапно померкшіе глаза.
Княгиня Хренелева, дама еще красивая и такая же блокурая, какъ дочь, только почти на голову выше ее ростомъ, окинула «артиста» холоднымъ, какъ ледъ, взглядомъ и, на его поклонъ, отвтила вжливымъ наклоненіемъ головы. Лицо ея было серьезно и строго, и очень ясно внушало ему, что между ними нтъ и не можетъ быть ничего общаго.
Онъ не, усплъ очнуться, какъ об он ужъ исчезли.
– - Cousin, вы меня совсмъ не узнаете!-- разслышалъ онъ за собою рзкій, скрипящій голосъ.
Онъ обернулся и увидлъ «la bete».
Трудно было и представить себ что-нибудь противне этого человка. Его лысющая голова съ низкомъ и покатымъ лбомъ и съ такими шишками черепа, по которымъ френологъ узналъ бы развитіе самыхъ неблагородныхъ свойствъ, его желтоватые масляные глаза, черезчуръ тонкій носъ, оканчивающійся спускавшимся къ верхней губ утолщеніемъ, выдвинутая впередъ челюсть, покрытая рденысой и жесткой растительностью, короткое круглое туловище на тоненькихъ ножкахъ, и этотъ скрипящій, рзкій голосъ -- все было подъ стать одно другому.
– - Узнаю, князь,-- отвтилъ Аникевъ:-- васъ не узнать трудно, вы все тотъ же.
– - Зачмъ же измняться,-- кривя толстыя губы въ улыбку и показывая два ряда слишкомъ ослпительныхъ вставныхъ зубовъ, скриплъ князь.-- Ну, какъ же я радъ, что вы въ Петербург... Вдь, Алина здсь, а вы ее и не видли... впрочемъ, вы никого не видите... вы въ эмпиреяхъ... ну, а мы вс только на васъ и глядли... Ахъ, какъ вы поете, mon cher, чортъ возьми, какъ вы поете! Пойдемъ же къ Алин. Она вамъ намылитъ голову за то, что вотъ уже сколько дней въ Петербург, а къ намъ ни ногою! къ роднымъ-то!
Аникевъ могъ только съ удивленіемъ глядть на него и слушать, едва вря своимъ ушамъ: «cousin», «къ роднымъ» откуда подулъ этотъ втеръ?
– - Идемъ же!-- опять проскриплъ «la b^ete», беря его подъ руку.
V.
«La belle» встрчала его своей самой прелестной и въ то же время нсколько загадочной улыбкой, смыслъ которой онъ, такъ хорошо когда-то изучившій это лицо, не могъ теперь разобрать. Ея рука крпко сжала, но тотчасъ же, даже слишкомъ поспшно, отпустила его руку.
– - Пожалуста, будь строже съ твоимъ кузеномъ, Алина; онъ, право, заслушиваетъ отъ тебя примрнаго взысканія,-- странно осклабляясь, не то любезнымъ, не то насмшливымъ тономъ проговорилъ «la b^ete», и покинулъ ихъ.
Однако, «la belle» очевидно не желала быть строгой. Она глядла на Аникева грустными и нжными глазами, то есть, именно тмъ самымъ взглядомъ, которымъ въ прежніе годы ей такъ легко было послать его на какое угодно преступленіе.
– - Неужели вы, дйствительно, такъ бы и не подошли ко мн, Michel, если бъ я сама не отправила его за вами?-- тихо спросила она.
– - Конечно!-- еще тише отвтилъ Аникевъ.
– - Чмъ же я заслужила это? Я отпускала васъ какъ друга... шесть лтъ прошло... что же такое случилось за это время? относительно васъ я все та же...
– - Вы знали, Алина, что за эти года я два раза былъ въ Петербург...
– - Знала, и очень бы хотла васъ видть... но тогда это было невозможно.
– - Ничто не измнилось и теперь, разв вотъ, что мы встртились здсь, что я плъ безнравственную пснь и что, несмотря на это, со мною все же милостиво бесдовали...